Поднявшиеся высоко к небу кроны диких груш прикрывали их от наблюдения с воздуха. Остальные машины заняли обширный двор, приткнувшись к стенкам многочисленных строений, создавая хотя бы видимость маскировки. Здесь же мы нашли и кухню. Из трубы вился дымок, теряющийся в ветках дерева, под которым Вася поставил свой агрегат.

– Что-то поздновато, дорогие. Хотел отдать ваши порции вон тем пострелятам, – встретил как всегда приветливо повар, указывая на играющих в какие-то неизвестные нам игры на противоположной стороне двора немецких детишек.

Это было примечательно, что дети моментально могли сдружиться с нашими солдатами. Они, видимо, чувствовали наше к ним доброжелательное отношение. Немалую роль играло и детское любопытство. Во всяком случае, при приходе наших частей в город ли, в село ли, меньше чем за час можно было увидеть их любопытные носы возле танков и радиостанции.

О кухне говорить не приходится: они очень быстро определили, что наш Вася безгранично добр, а армейский борщ наварист и вкусен.

Очень быстро они усвоили несколько русских слов, с помощью которых и общались с солдатами, вызывая хохот своим откровением: разные были у них учителя в серых шинелях. Взрослое население предпочитало в это время отсиживаться в подвалах, с тревогой ожидая своей участи.

Получив оставленный старшиной обед, располагаемся на крыле командирского танка, благо экипаж чем-то занимался на дворе, где расположились службы роты управления. Отсутствием аппетита ни я,  ни Женька не страдали, так что, несмотря на объемистость солдатского котелка, очень скоро показалось дно.

Несколько «Виллисов», следуя от переправы, подошли прямо к танку. Молодой статный старший лейтенант, не дожидаясь, когда остановится притормозившая машина, прыгнул и по инерции бегом направился к нам:

– Послушайте, ребята. В каком из домов расположился Слюсаренко?

Мы указали.

Из машины, которая первой подошла к нам, вышел генерал. Плотный, невысокого роста, с волевым лицом, стриженной «под Котовского» головой, близко посаженными к переносице острыми пронзительными глазами, он производил впечатление сосредоточения силы, упорства. И только высоко сидящий над верхней губой сравнительно небольшой нос намекал, что генерал может быть и добродушным собеседником, смотря по обстановке. Он,  не спрашивая подбегающего лейтенанта, направился к дому, где становился полковник.

Навстречу от дома уже шел командир бригады и начальник штаба. Приостановившись, они протянули друг другу руки. Полковник был одинакового роста с генералом, но более подтянутый и стройный. Они повернули к крыльцу и скрылись в помещении. Все, находившиеся во дворе, после ухода начальства снова приняли свободные позы и занялись своими делами.

Шоферы,  разминаясь,  ходили вокруг машин,  пробуя

 для вида крепость баллонов пинком ноги. Увидев,  что мы

 к ним присматриваемся, один из шоферов подошел к нам.

– Хотите закурить трофейных? – он тряхнул разрисованную пачку с сигаретами.

– У нас этого добра у самих хоть отбавляй. Заверни-ка лучше «Моршанской».

Я предложил ему пачку с махоркой и гармошкой сложенную газету. Аккуратно оторвав бумажку с красиво отрезанными уголками, он свернул нетолстую папироску.

– Кого это вы к нам привезли? – задал я невинный вопрос.

– Генерала, брат, генерала, – он явно набивался, чтобы его расспрашивали.

– Да не юли, говори скорее. Тоже мне охраняет военную тайну.

– В общем, мы привезли Рыбалку. Знаешь, наверное?

Имея дело с радиосвязью, я,  безусловно, много раз слышал о командующем нашей армии Павле Семеновиче Рыбалко от офицеров. Большинство из них хвалили его за решительность, умение найти выход из самых запутанных положений, решить стратегическую задачу с меньшими потерями в живой силе и технике. Говорили и о твердости и даже жестокости характера.