До прихода Палицына я был убежден, что моими усилиями войска ПВО теперь будут приведены в боеспособное состояние. Но пришел Палицын и, добродушно улыбаясь, мою собранную монолитом команду разнес, как америкосы Хиросиму.

– Завтра тебе понадобятся тридцать здоровых призывников в ВДВ, – учил он меня, – а у тебя их нет. Ты по какой-то хрен их в ПВО засунул. А те дистрофики, которых ты оставил, в ВДВ не годны. И что ты будешь делать?

Я молча слушал. И, вроде, знал эти прописные истины. Только как же быть в случаях, вроде таких?

Эти двое с детства в одной песочнице росли, их нельзя разделять. Те трое – их всего в деревне три призывника, и больше лет двадцать никого не будет, их тоже нельзя разлучать. В общем, я понял, чтобы сформировать команду, надо отключать все человеческие чувства.

Дальше пошло получше. Еще пару команд я сформировал почти без замечаний. Даже разоблачил одного судимого призывника. Правда, он не знал, что я его разоблачаю. И на мой стандартный вопрос: «Не судим?», – ответил, что судим, и перечислил треть статей уголовного кодекса, по которым он был осужден. Я тщательно перелистал личное дело, перечитал характеристики, с лупой изучил справку из милиции об отсутствии судимости у призывника. Ничего, указывающего на наличие судимости, не нашел. Кому верить, призывнику или личному делу, я не знал. Поверил призывнику. Подошедший Палицын тоже. Поэтому призывника вернули в военный комиссариат по месту жительства, а я получил еще один урок. Документы документами, а с ребятами надо разговаривать…

…Еще один день прошел, что называется, в штатном режиме. Но только до 16-ти часов. Я уже знал, что завтра наш с Палицыным тандем распадается, и больше комплектовать команды мне не придется. Останется обойти народ, с которым я познакомился за эти две недели. А поскольку познакомился я со всем отделом, обойду всех. Потом пойду к полковнику Грачеву за документами, и здравствуй, новая жизнь! Такими приятными мыслями заканчивался день.

Но в 16 часов в отдел прибежал начальник службы ЗГТ (защиты государственной тайны). Ну, это я чуть позже узнал, что он прибежал, это не значит, что, когда он бежит, сверкают искры и в небе радуга. Прибежал он к майору Зайцеву, а немного погодя Зайцев вызвал меня с Палицыным. Каких-то косяков мы с ним за собой не чуяли, поэтому шли спокойно. Оказалось, что я не мог быть допущен к формированию команд, поскольку документы, с которыми мы с Палицыным работали, являлись секретными. А мой допуск оставался в дивизии и его еще никто не запрашивал. Косяк по тем временам был серьезный, да и по нынешним, я думаю, не меньше. Зайцев принялся препираться с ЗГТшником и, ясное дело, валить все на полковника Грачева. Пришел Грачев. Послушал и, ехидно улыбаясь, пояснил Зайцеву, что капитан Семенов направлен на стажировку во 2-ой отдел без допуска к секретным сведениям.

– Читайте приказ, – привел он самый популярный довод в армии при разборках.

Оказалось, приказ никто, включая меня, в глаза не видел. Тут уже перекосило Грачева. Он ушел разбираться в свой отдел, почему приказ о моей стажировке не доведен исполнителям. А остальные задумчиво сидели и смотрели на меня, злодея. Я тоже задумался и стал опасаться, не признали бы мою стажировку несостоявшейся и не пришлось бы еще две недели изучать жизнь призывного отдела изнутри. Других плохих последствий для себя я не видел. Грачеву и Зайцеву было хуже. Отдел ЗГТ при желании мог их сильно огорчить. Зайцеву при всех раскладах было несладко. Без приказа он вообще не должен был меня впускать в отдел. Я ничем помочь им не мог, ну, может, если только сказать, приказ был, я его видел, расписался об ознакомлении, но съел его в период душевного помутнения из-за тяжелых нагрузок по службе…