Все, кроме Панина засмеялись.

– Теперь, главное, – объявил военком, – сейчас получить у подполковника Тимофеева личное оружие и в 11.00 выезжаем на дивизионное стрельбище на стрельбы. Свободны, товарищи офицеры. Капитан Панин, задержитесь…

Стрельбы для офицеров военкомата были, наверное, одним из самых лакомых развлечений. В полку, помню, офицеры всегда норовили как-нибудь отлынить от них, особенно если с личным составом, я за пять полковых лет стрелял кажется не более 3—4 раз, а вот в военкомате ездили на стрельбы с удовольствием. Стреляли мы на стрельбище дивизии, дислоцированной в нашем районе. Пистолеты привозили свои, а боеприпас нам выдавала дивизионная служба вооружения. Потом, после стрельбы из пистолета Макарова, в качестве бонуса, еще давали пострелять из автомата АК-74.

На стрельбище поехали на нашем уазике и жигулях Конева. Я ехал с военкомом в уазике и, все 20 минут пока ехали, клянчил у него этот самый уазик на вечер для розыска 2-й Пролетарской улицы, а в ней 17 дома. Бесполезно. По его твердому убеждению, для турне по городу личному составу (кроме него) вполне достаточно собственных ног.

Приехали, постреляли. Кроме майора Губницкого, который вроде бы все-таки грудную мишень ранил, никто из нас с 25 метров никуда не попал. Мне было, кстати, обидно, потому что в полку, помню, в бутылки (когда мы в конце стрельб расстреливали с полковым оружейником остаток патронов) я попадал, а тут все мимо, и три пробных выстрела, и три зачетных. Свалив неудачу на не пристрелянный пистолет, я хмуро смотрел, как стреляет очередная пара стрелков (на огневой рубеж выходили парами), все больше убеждаясь, что и к остальным нашим офицерам кличка Вильгельм Телль не прилипнет. Военком, промазав свои шесть выстрелов, сказал дивизионному оружейнику-майору, что из наших пистолетов можно во что-нибудь попасть, только приставив ствол к цели.

– Стреляйте из наших ПМ-ов, – любезно ответил оружейник, – они пристреляны.

Полковник Марчак ответил, что времени нет, и первым ушел стрелять из автомата. Тут дела шли получше и все военкоматовцы с дистанции 100 метров поразили появляющуюся мишень. Правда, когда мы довольные возвращались к машинам, оружейник явно для того, чтобы испортить нам настроение, сказал вдогонку, что эта мишень, хоть стреляй, хоть не стреляй, через пять секунд упадет сама…

Вечером, после 18 часов, рассудив с Ириной Дмитриевной, что днем скорей всего все на работе, мы с ней пошли искать 2-ю Пролетарскую улицу. Нашли. Добрели с ней до дома №17 и огляделись. Дом был обычный, деревянный, зеленого цвета. Резные наличники, палисад, глухие ворота, калитка с аркой из трубы. В общем, нормальный дом средней полосы.

У калитки была кнопка, на которую мы попеременно с Гавриловой безрезультатно жали минут пять, потом с тем же успехом постучали немного в саму калитку, а еще потом я перелез через ограду палисада и принялся стучать в окно. Это сработало. За окном что-то мелькнуло и через каких-нибудь 10 минут мы услыхали звук открывающейся двери.

– Чего надо? – спросил грубый мужской голос, не утруждая себя открытием калитки.

– Мальгины здесь живут? – спросил я.

Голос что-то пробурчал, протопал к калитке, и мы увидели небольшого мужичка лет сорока в майке и спортивных штанах, лохматого и небритого.

– Мальгины здесь живут? – повторил я.

– Кто? – водочный перегар накрыл нас, как напалм.

– Мальгины, – еще раз сказал я, начиная сомневаться, что мужичок нас слышит. Оказалось, слышит.

– Я здесь живу, – категорически сказал он.

Я посмотрел на Гаврилову, она на меня.

– Ваша фамилия Мальгин? – спросила Ирина Дмитриевна.