Когда она безглазо мчит кого-то
И не даёт на миг передохнуть.
На поле лжи лежат мои сомненья,
Они за расстояньем скрыли рты,
Что прокляли моё освобожденье
От недостойной этой маяты.
Здесь даже сны нахлынули другие, —
Они наивней, чище и светлей.
И снятся мне не копи соляные,
А разговоры звёзд-поводырей…
«У ветерка рубаха нараспашку…»
У ветерка рубаха нараспашку,
Ему косая сажень с косогор
Дала полынной веточкой отмашку,
А он и побежал во весь опор.
В чешму3 насыпал сливы по дороге,
И по проулкам разогнал собак,
Цыганские подталкивая дроги,
Их выкатил на Вырбицкий большак.
Пошёл плясать по мосту, пыль вздымая,
Да спрыгнул в реку и пропал из глаз….
И лишь большая рыба золотая,
Хвостом плеснув, его поймала враз.
Она вздохнула, плавники топорща, —
Ловить здесь воздух, видно, не впервой,
К тому же, ветер был весьма солощий, —
Приличный ужин рыбе золотой…
Она стояла в водорослях, ластясь
К потоку солнца, словно сытый кот,
И блёсткой головой сусальной масти
Чесала камни, разевая рот…
«Какие тени нам на стенах…»
Какие тени нам на стенах
Рисует полная луна!
Орех зелёной вздыблен пеной,
Остатки давешнего сна
На нём качаются, спадает
В прохладу сумерек простор,
И в небо абрис улетает
Закатом высвеченных гор.
Бежит цыганская лошадка, —
Копыт ритмичен метроном,
Поёт пичуга тонко, сладко,
И залит дворик серебром.
Он светляков на дне качает,
Как проблесковые огни,
И шоколадом вечер тает,
И в целом мире мы – одни.
«Устами роз глаголет тишина…»
Устами роз глаголет тишина
О невозвратном времени бутонов.
Судьба моя теперь предрешена
По правилам совсем иных законов.
Как будто я отрезала пирог,
Огромный пласт, испорченный гниеньем,
И чист мой разум, и высок порог
Пред новым, неопознанным рожденьем.
Как будто детство постучалось вновь
На улочку, укрытую разлукой
От глаз, забывших вечную любовь,
Задавленную бесконечной мукой.
Из сада слов я вырву сорняки,
И горный воздух мне наполнит душу,
Чуть было не ослепшую с тоски,
Разученную понимать и слушать.
Благоуханна, словно фимиам,
Ложится тишина, венчая веси,
И жмутся разноцветные к горам
Скоплений терракотовых навесы.
Драконы гор мой стерегут покой,
Закольцевав хвосты под облаками,
И просто нет возможности такой —
Разжалобить тоскою белый камень.
Здесь бьют ключи благословенных вод,
Их разговор студён и равнодушен.
И жизнь моя размеренно течёт,
И ритм её дыханию послушен.
«Здесь шум дождя такой же, как везде…»
Здесь шум дождя такой же, как везде,
Когда он пляской распаляет бубен,
Стуча босою пяткой по воде
Среди обычных неприметных буден.
По крыше скачет мойщик черепиц,
Журча, стекает в реку с косогора,
Пугает громом гордых белых птиц
И намывает в лужах много сора.
Он пахнет небом, ухарь, вертопрах,
Переселяясь из высоких далей
И прибивая паданки в садах,
Он знает, что внизу его не ждали.
Но роз благоуханная пора
Его цветеньем манит благодатным,
И он кропит их венчики с утра,
Встречаясь с обожаньем ароматным.
Да, розы в дождь сияют красотой!
Целуя влагу алыми губами,
Они роднятся с синей высотой,
Что за шипы цепляется краями.
А за дождём белеет пелена
Пологих гор, и дальше – только ветер.
Его бежит за тучами волна,
И мир под ним сверкает, чист и светел…
«Садилась солнца половина…»
Садилась солнца половина,
Под тучей спрятав медный бок.
Горела медью полонина,
Тянулся ветер на восток.
Простор страдал одышкой пряной
И сливы дикие ронял,
На травы вечер падал пьяный
Под спуд листвяных одеял.
На виноградник свет ложился
Прощальным радостным мазком,
И птичий голос нежно лился,
И пахло мёдом и вином.
«Террариум страстей к действительности глух…»
Террариум страстей к действительности глух.
Как цепок взор судьбы за стёклами разлада!
Летит моя душа над памятью, как пух,