Политические обозреватели сменялись татуированными вдоль и поперек рэперами и ворчливыми тетками, которые постоянно пытались кого-то поженить, и, как правило, все это больше попахивало каким-то фрик – шоу, нежели передачами о любви и семье. Люди орали друг на друга и смеялись, а Витя пролетал сквозь всю эту суету, бесцельно щелкая одну и ту же кнопку древнего пульта. Иногда он останавливался, заметив какой-то старый советский фильм, знакомый с детства. Конечно, в пятнадцатый раз «а при нем задача» уже не смешило, но дарило давно ушедшее чувство уюта и дома. Все остальное время Вите казалось, что дома у него больше нет, и квартира эта тоже чужая. Ведь дом – это не жилплощадь. Дом – это люди и эмоциональные связи, которых он лишился.

Хотя квартира, в общем-то, и была чужой. Пятидесятилетняя суетливая тетка, типичная зазнавшаяся хабалка, сдавала старую «однушку», доставшуюся в наследство от матери. Казалось, что все здесь было как минимум одного возраста с прошлой владелицей, из дивана даже местами торчали пружины. Зато квартирка оказалась, в целом, очень удобной: и район неплохой – Строгино, все в пешей доступности, дешево, да и вообще, въехать в нее Виктору оказалось проще простого. Стоило только сказать, что он ветеран специальной военной операции, как хозяйка, поверхностно судившая людей только по их социальному положению, сразу преисполнилась уважения. А когда Виктор добавил, что не курит и не пьет, ключи моментально оказались в его руке.

Он, в общем-то, мог позволить себе и хорошую квартиру, денег было достаточно, но в нынешнем моральном опустошении он просто не мог заставить себя устроиться на работу. Надо было взять перерыв от всего, немного подумать и пережить все травмы, которых в последнее время на голову несчастного солдата свалилось немало. Поэтому он просто включил режим тотальной экономии, чтобы сидеть и ничего не делать можно было подольше.

Даже самые сильные люди надламываются. Хотя Виктору было сложно принять, что он проявляет слабость, но сил на борьбу уже не оставалось. И он смирился со своим состоянием. Надо только переждать, и они обязательно вернутся.

Будто услышав его недавние мысли про эмоциональные связи, по телефону позвонила мама. Виктор очень любил свою мать, раньше он часто ее навещал, но сейчас не было желания говорить вообще ни с кем. Он закрылся от всего мира, но мир все старательно пытался прорваться внутрь его уютного кокона. Немного покрутив телефон в руках, он решил взять трубку. Это же все-таки мама.

– Да, мам. Привет, – Виктор старательно пытался изобразить свой прежний тон, будто ему не хочется орать и рыдать.

– Витенька, привет, ну ты как?

– Да все хорошо, мам. Потихоньку, – ответил он и бесшумно вздохнул.

В последнее время он стал весьма немногословен. Даже с родителями. Кажется, только на фронте Виктор смог найти братьев по духу, с которыми можно было свободно поговорить. Но теперь он лишился и общения с ними.

– Ты все винишь себя за то, что случилось? – озабоченно спросила мама.

– Да никогда я себя не винил, – отмахнулся Виктор в ответ.

– Ох, Витя, Витя. Ты можешь врать себе, но мать не обманешь. Матери все чувствуют!

Виктор предпочел промолчать в ответ. Очередного спора с мамой касательно ее интуиции сейчас только и не хватало. Пусть дальше верит в свои сверхъестественные способности ментальной связи с сыном, все равно ее не переубедить.

«– Мы с папой очень волнуемся за тебя», – произнесла она тоном жалобным и наставительным одновременно. И как у нее это получается?

– Я в порядке, мам. Честно. Не парься.

Виктор продолжал говорить рублеными фразами, делая широкие паузы. Так он бессознательно выставлял стену между собой и собеседником. Коротко. Холодно. По делу.