– Стыдись, – сказал он.

Адвокат заплакал. Инструктор дрожал. Я сжалился. Показал судье два пальца. Сказал:

– Пентру дой, – сказал я («за двоих» – стандартная фраза на румынском при оплате за двоих пассажиров в общественном транспорте – прим. В. Л.)

Он грохнул молотком по столу и выгнал нас.

* * *

Первым делом после заседания суда я добавил.

Инструктор, которого мне пришлось чуть ли не тащить с собой, тоже не отказался. Я оглядел его внимательно и был вынужден признать, что парень очень сдал за эти два с половиной года.

– Ты поседел, товарищ, – сказал я.

–… – ничего не сказал он, и выпил свое пиво залпом.

– Ладно, – сказал я.

– Даю слово, что я справлю себе новые очки, – сказал я.

– И мы с тобой сдадим, наконец, на эти чертовы права! – сказал я.

– Сорок евро, – сказал он, чуть не плача.

– Сорок евро стоят права после первого курса обучения, – сказал он.

– Купи и исчезни из моей жизни, – сказал он.

– И, конечно, НИКОГДА не садись за руль, – сказал он.

– В том-то и дело, – сказал я.

– Во мне пропадает гонщик, – сказал я.

Он выпил еще два пива залпом и попросил еще.

Когда я уходил, бедняга тупо смотрел красными глазами в оседавшую пену, и все твердил, что я погубил его карьеру. Можно подумать, хотел сказать ему я, – что она предел мечтаний. Вся эта трахотня с бездарными ублюдками, которые третью скорость от пятой отличить не могут. А ведь это так просто, хотел сказать я. Правда, не сказал.

Так и не вспомнил, чем они отличаются.

* * *

– Ну и ну, пацан, – сказала врач.

– Пипец котенку, – сказала она.

– Что вы хотите сказать? – сказал я.

– Почему бы тебе не пойти на курсы массажа? – сказала она.

Если бы меня к тому времени не развезло, я бы встал и ушел. Но меня, конечно, развело. Так что я молча и тупо – страшно потея, как мышь, которую траванули дифхлофосом, а потом бросили в кошачий питомник, – дал ощупать себе голову. Это она подбирала оправу. Со временем мне даже понравилось, и я задремал. Тем более, что в кабинете тоже было много солнца, и врачиха была вполне еще молода. Лет сорока. Моя таргет-группа, хотел было я сказать ей, но даже это поленился сделать. А она все терлась об меня и мерила мою голову так же тщательно, как какой-нибудь израильский паспортист – у приезжего гоя, ну, или нацистский доктор – у дедушки израильского паспортиста. Ах, все мои антисемитские штучки, хотел было я попрекнуть себя, да не смогу. Говорю же, блядь, разморило. Врачиха все бормотала.

– Правый значит, на минус… – бормотала она.

–… есть, пятнадцать, два кроко… – шептала она.

– Короче пацан, если не ослепнешь, то повезе… – говорила она.

–… ишечка, с загло… – говорила она.

–… лекательный эффект дадут две разные линзы с фоку… – говорила она.

–… ли бы знали в мире этом, то они бы нипоче… – говорила она.

–… льный цикл никакого отношения к миру окули… – говорила она.

И еще что-то, но я не запомнил. А очнулся с легкой головной болью, глядя, как она выписывает счет. Причем видел я это буквально, до малейшей черточки.

Очки и впрямь оказались подходящими.

* * *

Но самым удивительным оказалось не это.

Удивительным оказалось, что врач не соврала (!) и очки правда оказались с удивительным эффектом. Они позволяли видеть… через одежду. Как объяснила мне врач – уже по телефону, – тут все дело было в разной толщине стекол, величине спектра, бифокальности линз и тому подобной наукообразной хрени. В результате, я за два часа увидел столько лобков, сколько за всю свою жизнь не видел. А видел я их – даже с учетом своей сильной близорукости, – немало.

Это, кстати, было не так сложно.

Оказалось, мало кто из женщин нашего города носит трусы. И не только!