А еще ужасней все стало, когда я услышала разговор двух мужчин, с которыми  совсем недавно общалась, просила помощи. 

Я как раз  вышла на балкон, спрятавшись за балюстраду, закурила. 

Услышала мужские голоса, шагнула в тень, потушила сигарету. 

- Ты видел Корееву?

- Да. Выросла девочка. 

- Что думаешь?

- Пусть побегает. Потом пригрею. 

- Эй, я первый! 

- Посмотрим… 

Они уже давно ушли. 

А я так и осталась стоять, привалившись к холодной стене и сжимая в кулаке потухшую сигарету. 

Эти двое мужчин, приятели моего отца, совсем недавно по-отечески утешали меня, клали ладони на плечи. Говорили о том, что сделают все возможное. Смотрели в глаза. 

Я почувствовала внезапную резь в животе, еле успела согнуться, и меня  вытошнило выпитым шампанским в куст сирени. 

Потом  вытерла губы, постояла, подышала.  И пошла прочь. 

Гордо выпрямив спину. 

И твердо решив добиться своего. 

Вернулась в гостиницу. Выкурила полпачки сигарет. И нашла самый легкий и реальный способ достать. 

Сейчас эра интернета! Если поднять крик на весь мир, то неминуемо обратят внимание на происходящее компетентные органы, которых еще не прикормили «Дети Неба»! Это здесь, в родном городе, все куплено. Но есть же Москва! И есть международные организации!

Надо написать! 

Надо найти способ! 

И я нашла. Именно с помощью своих иностранных друзей подняла крик, начала собирать подписи на повторное рассмотрение дела, в нескольких уважаемых интернет-издательствах появились статьи по моей теме. 

Потом позвонили из прокуратуры родного города, пригласили на беседу. 

Я пришла с включенной камерой смартфона. 

Толку от встречи не было, но все опять попало в интернет. 

Короче говоря, я начала полномасштабную акцию по возврату своего брата и своего имущества. И делала это с воодушевлением. 

А потом… 

Потом мне позвонили. 

5. Когда рушится мир.

- Ульяна? – голос говорившего был тихим и каким-то… Безжизненным, что ли…  -  Вы развили серьезную активность. 

- Кто вы? Представьтесь! – я тут же нажала на значок специальной программы, позволяющей записывать разговор.

- Это неважно. И можете отключить программу записывания. Ничего особенного я  вам  не скажу. Это просто беседа. Дружеская.  

- Слушаю. 

- Пока вы развлекаетесь, борясь с ветряными мельницами, ваш брат расстраивается. Это был его осознанный выбор, и ему становится очень не по себе, когда он видит, что вы хотите разрушить его жизнь…

- Дайте мне поговорить с Кириллом, - потребовала я, уже понимая, что имеет в виду собеседник. 

- Он не хочет с вами разговаривать. Он расстроен. Так сильно, что ему стало плохо с сердцем. Мы вызвали врача, лечим его. Наш брат нам дорог! А вам , похоже, нет…

- Прекратите! Дайте мне с ним поговорить! – я вышла из себя и закричала. 

Но голос был издевательски спокоен:

- Не надо кричать. И , если хотите , чтоб вашему брату стало лучше, стоит прекратить делать те глупости, что вы делаете. Это последнее предупреждение. 

Собеседник отключился, а я еще долго сидела в ступоре. 

Ситуация повернулась так, как я и не рассчитывала. 

Отвыкнув в спокойной и дружелюбной Европе от реалий родного края, я позабыла , как тут могут себя вести люди. И до сих пор не могла поверить в происходящее. В азарте и гонке за достижением своей цели, я забыла про то, что у меня есть уязвимые места. Может, дело в том, что Кирилл никогда не был моим слабым звеном? Наоборот, я всегда считалась неприспособленной к жизни, неуверенной в себе. Не от мира сего. Творческий человек, что с меня взять? Родители всю жизнь взращивали во мне эту рафинированность, считая, что девушке очень полезно заниматься чем-то этаким, приятно-необременительным. Они были уверены, что мне никогда не придется выживать, не придется самой зарабатывать себе на пропитание. Кирилл, как наследник и старший брат, тоже полностью поддерживал этот их настрой. И после смерти папы и мамы, погибших неожиданно и не оставивших завещания, просто привычно взял на себя все рутинные семейные дела. Ему это было в радость. А я…