– А какой годовой объем торговли у предприятия? – спросил Карнеус.

– О! Тебя кто-то учил таким понятиям? – удивилась Ирис.

– Нет, госпожа. Но мой прежний господин, когда у него дела пошли не очень, часто говорил обо всем этом со своими друзьями за трапезой, и я, слушая их разговоры, очень скоро понял, о чем речь.

– А ты умеешь читать и считать?

– Да, госпожа.

– А кто тебя научил?

– Я слышал, как люди читают и считают, и видел, что они при этом пишут. Поэтому я очень скоро понял значение букв и цифр.

– А твой прежний господин знал, что ты это умеешь?

– Нет, госпожа.

– А почему ты ему не сказал?

– Он никогда не спрашивал, госпожа.

– А писать ты умеешь?

– Да, госпожа, я могу писать.

– Тоже сам научился?

– Да, госпожа.

Ирис удивленно покачала головой и подумала:

«Раб, да еще и грамотный, да еще и врать не умеет. Это, должно быть, ценная находка!»

Она взяла свиток, трость и чернила и, положив перед ним, сказала:

– Напиши, имя твоего прежнего господина и какой был у него годовой объем торговли за год до того, как он тебя продал царице Астэр.

Карнеус послушно начал писать.

Какое-то время девушка следила за ним, а затем воскликнула:

– Так ведь, это греческий язык!

– Да, госпожа. А вы хотели на латыни?

Он тут же склонился над свитком и стал писать все то же самое на латыни.

Ирис ничего не ответила. Она была просто потрясена. Когда он закончил писать, она сказала:

– Хорошо, Карнеус, тогда вот тебе второе задание. – Он с готовностью подскочил. Одно то, что его называют по имени, а не просто «раб» было для него честью. Ирис взяла с полки несколько свитков и отдала ему.

– Все, что узнаешь от Матеуса, записывай.

– Будет сделано, госпожа.

– Все, на сегодня хватит. Иди отдыхай.

– Благодарю, госпожа.

Он упал ей в ноги, в знак благодарности, а она, опешив от подобного действия, сначала просто молча смотрела на него сверху вниз, не зная, как реагировать. Затем смущенно пожав плечами, неуверенно сказала:

– Ладно, все. Не стоит. Иди уже.

Он тут же поднялся и, еще раз поклонившись, ушел.

Проводив его взглядом, девушка вздохнула и улыбнулась.

На душе было хорошо.

Когда Атэс подъехал к поселку называемому Таро, и въехал на постоялый двор, было уже совсем темно.

Привратник устало спросил его, не желает ли он поужинать, и будет ли оставаться на ночь, однако Атэс сразу ответил, что заехал всего на час, чтобы повидать циркачей.

– А, вы к ним! Понятно. Тогда вам в трапезную. Они все еще ужинают. Это с обратной стороны гостиницы.

Привратник показал Атэсу, где ему можно умыться после езды и, взяв его лошадь под уздцы, повел на конюшню.

Сидя под большим навесом, служащим укрытием от дождя во время непогоды и от зноя в жаркий полдень, циркачи довольно-таки громко общались между собой. На столе между ними стояло три лампы, дающих достаточно света, чтобы видеть друг друга, но не настолько, чтобы ясно видеть еще и вокруг.

Подойдя к циркачам как можно тише, Атэс остановился чуть в стороне, там, где свет до него не достигал, и стал слушать, о чем они говорят.

– Сколько он уже на свободе? – спросил музыкант по прозвищу Конь.

– Третий день как, – ответила Юника.

– Третий день, а все никак до нас не доедет, – с обидой в голосе сказал Ермоген.

– И что? – спросила Фелиция возмущенно. – Ты же не знаешь, какие у него обстоятельства. Мало ли, что у него происходит.

– Ты за него заступаешься, потому что он твой брат. – Сказал Ермоген.

– Нет не поэтому! – ответила она с вызовом.

– Я ее поддерживаю. – Сказал Серт. – Если бы он смог, он бы доехал. Значит, пока не может.

– Ты ее поддерживаешь, Назир, потому что ты в нее влюблен. – Сказала Юника с легким смешком в голосе.