«Как давно я никуда не выбиралась? Год, два? Я дальше МКАДа после института и не ездила…» – промелькнула дикая мысль. Лиза была ребенком домашним, а после отъезда маман вообще замкнулась на доме и работе. Вот и вышло, что теперь она сама себя не узнавала в витринах местных магазинчиков. На удивление быстро нашла контору и даже не растерялась в очереди.

Скучный молодой человек зачитал завещание, согласно которому дом в деревне Маурино, а также участок и какие-то сбережения Маланьи Афанасьевны переходят во владение Елизаветы Петровны. Вот вам бумажка с печатью. Оформляйтесь дальше. Желаем вам хорошего дня.

Внезапная наследница растерянно выползла на солнце. Где-то здесь, если судить по карте, должна быть стоянка такси. Доехать бы до этого Маурино. Название в памяти не сохранилось. Только черно-белое фото из коробки, где маленькая девочка светлым пятном выделялась на фоне деревенского дома. Снова повезло. Таксист – усатый дядька – за небольшие деньги обещал доставить и забрать потом из деревни, чтоб она могла успеть еще и на последний автобус в Москву обратно.

Дом был. Заколоченные окна, мусор и ветки, устилавшие тропинку, повалившийся штакетник, но это был тот самый дом, где Лизонька провела свое чудесное лето. Только береза не дождалась. Лежала рухнувшим колоссом вдоль стены, оставив лишь трухлявый пень с человеческий рост и ствол больше обхвата рук. Страшное зрелище.

– Зимой легла. Как Милку похоронили, так и береза сломалась. От мороза, поди, расперло болезную. Она совсем старая была… – Прошамкал подошедший дед в обрезанных валенках на босу ногу, майке и подвернутых штанах. Колорита добавляла папироса, прилипшая к нижней губе, лысина и борода лопатой.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Лиза.

– Ты чьих будешь, девонька? – дед ловко перекинул свою беломорину на другую сторону рта и хитро прищурил глаз.

– Лиза я Кузнецова. Получается, наследница бабы Милы. А вас как зовут? – Лиза немножко отодвинулась от деда, запах мокрых валенок вкупе с табачищем перебивал дыхание. Прям разило от деда, как от козла, право слово.

– Наследница, значить. Оставила Милка себе преемницу. Ну и правильно. Деревня, глядишь, почти совсем вымерла. Хоть кто-то из молодых жить будет. Ты заходи, я в соседнем доме тут с Барбосом своим один остался.

Дед резко погрустнел и, шаркая мокрыми валенками, развернулся от калитки.

– Зовут вас как? – в спину прокричала Лиза.

– Василий я. Так и зови дед Василий. Я с твоей бабкой давно знался. Соберешься к ее могилке, я тебя туда проведу, чтоб не заплутала.

И ушел.

Странный какой, может, обиделся, что Лиза от него шарахнулась сначала, а, может, сам по себе чудной. В деревнях люди недоверчивые к новым лицам. А тут наследница не пойми какая объявилась.

Лизавета решилась зайти. Зачем-то долго мучалась с перекошенной калиткой, тогда как рядом была дыра в заборе – машина проедет. Но так казалось правильным. Нахлынули детские воспоминания. Вот тут камень большой, он летом теплый, вместо скамейки сидеть можно. Вот шаг, и колодец справа должен быть. И вправду. Сруб за сухой прошлогодней крапивой еле виден, но стоит еще, и крышка на нем. Подошла к крыльцу, стараясь не смотреть на поверженного березового исполина. Жалко до слез. Иннокентия только нигде не видно.

– Кеша, – позвала Лиза. – Кешенька! Я приехала!

Тишина, только собаки где-то брешут вдали. Крыльцо покосилось, ступеньки. Над притолокой должна быть выемка от сучка – там всегда баба Мила ключ прятала, если уходила далеко. Так дверь практически никогда не закрывалась. Деревня.

Ключ нашелся. Позеленевший с засаленным шнурком. Видимо, бабушка его вообще редко доставала. Лизавета толкнула дверь. Открыто. Не нужен ключ. Некому дверь было запирать. Внутри пахло сыростью. Сени холодные с бочкой из-под воды. Веники каких-то трав по стенам, мусор под лавкой. Старые валенки. Все, как было почти 30 лет назад. Дверь из сеней заело. Лизавета дергала ее туда-сюда, пока не догадалась за дверную скобу приподнять угол. Тяжелая, толстая дверь заскрипела протяжно, но открылась.