– Где-то здесь должно быть. Оно точно было здесь, – приговаривала Лизавета.

Антресоль в ее маленькой квартире была большой и занимала весь потолок коридора и «черную» комнату. Это был настоящий музейный запасник никому не нужных вещей. Человек мог залезть туда и заблудиться среди подшивок газет, сервизов на 20 персон, хрусталя и сломанных рам от картин. Здесь доживали свой долгий век альбомы с сотнями фотографий незнакомой Лизе родни, хранились стопки выцветших писем и чемоданы с тряпьем непонятного назначения. После часа раскопок, чихающая и грязная, как анчутка, Лизавета вылезла с детским кожаным закостенелым ранцем, где и находились треть века ее драгоценности из детства.

– Вот оно, мое настоящее наследство, – подумала Лиза.

Коробка была поменьше, чем помнилось, но в ранце лежала не только она, еще и стопка пожелтевших писем, перевязанных бечевкой. Их Лиза точно там не прятала. Она вообще первый раз эти письма видела. Листки были такие хрупкие и выцветшие, что пока с ними даже разбираться не стала, все равно ничего не прочтешь. Все потом.

После обыска вещи из кладовки распухли, увеличились в размере и выпали в коридор. Как эту мусорную гору запихнуть обратно, мыслей не было. Клубки пыли метались по квартире от сквозняка, и опять начало накатывать желание бросить все, сидеть и плакать, или, вообще, в окно распахнутое выкинуть весь антиквариат. Даже позвонить некому. Ленка, конечно, не откажется помочь, но сегодня единственный вечер, когда она с мужем планировала сбежать от детей, а тут Лиза со своим «Федориным горем».

– Хватит реветь, а то водный баланс собьешь, – сказала Лизавета себе строго и вслух. Отвернулась от бардака, прошагала на кухню. Коробку и письма так из рук и не выпустила. Села за стол и ножиком аккуратно поддела заржавевшую крышку. Сокровища ушедшего детства потускнели и потеряли свою волшебную силу. На столе лежали несколько затертых монеток, стеклышки от бутылок, порванная цепочка серебряная, горсть камушек и гладкое иссиня-черное вороново перо. Оно единственное притягивало взгляд, играло в лучах весеннего солнца, и выпустить его из рук добровольно Лиза бы не смогла. Настоящее волшебство! Доказательство, что все это было.

– Куда тебя пристроить, дорогой ты мой подарочек. Моя прелесссть, – подражая интонацией известному персонажу, приговаривала она. На кухне этому артефакту явно было не место.

Продравшись через коридор, водрузила свой бесценный дар над диваном. Прямо в центр ловца снов, что одиноко висел над ночником у изголовья. Куплен тот был в минуту душевной слабости, чтобы изгнать ночные кошмары и страхи, что так кардинально портили жизнь молодой женщине. Веревочное плетение оказалось фальшивкой для суеверных, но выкидывать было лень.

Чувствуя странный подъем и жажду деятельности, Елизавета было рванула в ванну за тряпками и ведрами, но затем притормозила. Надо решать что-то с этим мусором, но сначала нотариус и работа, которую сегодня надо сдать. Мусор можно оставить на бессонную ночь. Ложиться на проклятый диван даже под защитой воронова пера она пока была не готова.

Звонки по записанному номеру нотариальной конторы гудели непрерывной издевающейся чередой, и снова нависли сомнения.

– Может, все-таки приснилось? Может, в помрачении написала сама себе бумажку, напридумывала и теперь просто схожу с ума окончательно? Стоп.

Друг-ноутбук выдал, что контора по этому адресу существует, но звонить уже поздно, так как время приема кончилось.

Послеобеденное солнце путалось в тополиных ветвях, из окна тянуло холодом, и дедлайн по многочисленным оргазмам был все ближе и ближе.