Игорь отпрянул и закрыл лицо руками

– Какая съёмка! Ничего не хочу! Они следят за мной, Луиза!

– Господи! Ну, опять понеслось! Когда ты успеваешь?! Ты впадаешь, по-моему, в белую горячку!

Игорь взвился, как ошпаренный и заметался по комнате.

– Прекрати! Хватит бесконечно меня упрекать! Ты вечно находишь повод, чтобы меня хоть в чём-нибудь обвинить! Я не пьяный! И не пил вообще! Боже мой, Боже мой, что делать, что делать?!

Луизе нервные эскапады и истерики супруга были не в новинку. Чаще всего это было спектаклем, для того, чтобы просто улизнуть из дому и засесть где-нибудь в компании на несколько дней. Или…При одной мысли об очередной «подружке» Луизу передёргивало. Но сегодняшний срыв не был похож на заурядный. Игоря трясло какой-то мелкой, волнообразной дрожью, губы приобрели синеватый оттенок. Луиза дотронулась до его руки и отпрянула. Руки Игоря стали совершенно ледяными. Она поняла, что это не игра и не шутка. Он был реально чем-то до смерти напуган.

– Игорёчек, пожалуйста, успокойся! Я сейчас принесу воды и лекарство.

– Нет! Не уходи! Сядь! – он усадил ее рядом с собой и придвинул своё лицо так, что она почти утонула в его круглых голубых глазах. Луиза всегда любила смотреть в глаза мужа с очень близкого расстояния и видеть в них своё отражение. Но сейчас было не до лирики.

– Луиза, родная, послушай…. Если вдруг со мной что-то случится, я тебя прошу, спрячь от всех подальше мой дневник. Сделай так, чтобы его никто никогда не нашёл!

– Игорь, Игорёчек – Луиза погладила его по щеке. – Ну что такое может с тобой случиться? Не говори глупостей! Даже не думай!

– Нет! Ты послушай. Тогда, летом, когда умер Володя. Я кое-что видел.

Луиза замерла. И внутри всё похолодело.

– Господи!

– Да, помнишь того, Федотова, с грязными ногтями. Я тогда зашёл совсем случайно к Володе. А этот, ну Федотов, сливал в пузырёк какие-то лекарства. Все подряд. Ну… Я спросил его, что он делает и зачем. А он. – Игорь судорожно сглотнул – Он очень злобно посмотрел… Там был ещё какой-то второй очень странный тип. И он сказал, чтоб я заткнулся и убирался отсюда. Я не хотел уходить, но они просто выпихнули меня и едва не спустили с лестницы. Через день Володя умер… А теперь вот уже несколько дней я вижу везде за собой эту машину…Они почти не маскируются… И если это то, о чём я думаю, а сомнений нет, то мне конец, Луиза. Они отправят меня вслед за Володей. Они скорее всего будут искать дневник. И если найдут, уберут и тебя, и Зину, и маму. Всех уберут!

Женщина молчала, не в силах возразить, да и не зная, что говорить. Внутри всё замерло и замерзло. Она знала, что такое советские спецорганы, как и то, что шансы спастись от них практически равны нулю.

Ему снился поезд. Он мчался с сумасшедшей скоростью, грохоча и подрагивая на стыках. Они стояли в тамбуре. Подростки, послевоенная люберецкая шпана, кому толковища до кровянки и курение в темных подворотнях арок ничуть не мешало с упоением, забыв всё на свете, читать романы Дюма и Вальтера Скотта, воображая себя Айвенго и д'Артанья́ном. Раскрыв рты, они слушали рассказы отцов и соседей о войне, которая совсем никуда, казалось не ушла и жила в этих жутковатых человеческих обрубках, катящих по вагонам электричек, в чёрных платьях совсем молодых женщин, чьи лица словно кто-то вдруг внезапно погасил изнутри, нажав кнопку неведомого выключателя. Война жила и в других женщинах. Тех, кто отчаянно безумствовал, вопреки всем правилам, как будто пытаясь утопить такое же точно горе и одиночество в безудержном веселии. Шпана жаждала подвигов. Их манили эти, как им казалось, прекрасные дамы, дышащие немыслимой тогда роскошью аромата духов «Красная Москва». Пацанам не терпелось стать мужчинами и с лёгкостью покорять сердца этих и других женщин, драться на дуэлях, поражая соперника в самое сердце одним ударом шпаги или выстрелом.