Во имя Абартона Дарья Иорданская
© Дарья Алексеевна Иорданская, 2019
ISBN 978-5-4496-9894-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой делится время и пространство
– Вы все еще здесь? – были первые слова Мэб, леди Дерован, когда открылась дверь.
– Куда я должен деться-то? – поинтересовался Реджинальд Эншо и зевнул.
Он посторонился, двигаясь, как обычно, лениво, сонно, заполняя своей неуклюжей долговязой фигурой все пространство небольшой прихожей. Мэб бросила взгляд на чемоданы, которые Ролло, шофер ее матушки, донес до крыльца и поставил на нижней ступени. В дом Ролло, гордый, как его предки-завоеватели, входить не пожелал. Когда он шел по дорожке, неся два этих несчастных чемодана, весь его вид, поджатые губы, стреляющие по сторонам колючие глаза, буквально вопили: оскорбительная плебейская нищета! Была в представлении леди Дерован также нищета благородная: сиротки, продающие на улицах кресс-салат, и их изможденные седьмыми или восьмыми родами матери, трясущейся, но благодарной рукой принимающие чашку супа. Отчего-то люди работающие, честно, со всей ответственностью, в число благородных не поступали. Сама Мэб регулярно подвергалась обструкции, когда кто-нибудь из родственников вспоминал «тот ужасный demarche!» восьмилетней давности.
В общем и целом Мэб была довольна своей жизнью, хотя каждый день ее и отравляли всяческие мелочи. Сейчас вот, чемоданы, плотно набитые книгами из семейной библиотеки, едва не попавшими на благотворительный базар; безделушками, которым на университетском базаре найдется место, и кое-какими ценными находками. Весили чемоданы немало, Мэб не была уверена, что сможет оторвать их от земли, тому же Ролло это давалось с трудом. Реджинальд Эншо не предлагал свою помощь, как, впрочем, и всегда.
Он уже ушел, оставив в крошечной прихожей стойкий запах трав, кожи и металла, всегда сопровождающий мастеров-артефакторов.
Мэб обернулась назад, на злосчастные чемоданы. Потом заглянула через узкий проем в гостиную. Устроившись в кресле на своей части этой весьма причудливо обставленной комнаты, – больше всего пострадавшей от длящейся уже семь месяцев войны, – Эншо читал газету. На плитке закипал чайник.
Мэб обнаружила вдруг, что устала, пропылилась настолько, что першит в горле, хочется чаю, хочется принять ванну, хочется содрать с себя проклятое дорожное платье, неудобные модные ботильоны, шляпку, в конце концов – хочется плакать. Всегда, возвращаясь из отчего дома, Мэб переживала эту неприятную минуту. Еще год назад, живя одна в роскошной профессорской квартире в Лидэнс-билд, она могла все это себе позволить: и поплакать, и пройтись нагишом по дому. Теперь же, деля коттедж с Эншо, Мэб вынуждена была постоянно оглядываться, напрягаться, соблюдать шаткий нейтралитет в их ставшей бесконечной войне.
Иногда, как сейчас, проблема решалась элементарно. Нужно было только подойти к Эншо, улыбнуться и попросить медовым голосом: «Реджинальд, вы не могли бы занести в дом мои чемоданы?» Но все это, начиная с улыбки, застревало у Мэб в горле, а любезность разбивалась о высокомерное безразличие Эншо. Мама называла это «плебейским гонором черни».
Бросив последний взгляд на чемоданы, Мэб оставила их, где стоят, и взбежала наверх.
Коттедж был невелик. Строили его когда-то для размещения на короткий срок гостей Университета, причем, гостей невысокого достатка, малых запросов, словом, не особенно ценных и желанных. Комнатки ни в какое сравнение не шли с привычным Мэб. В квартире в Лидэнс-билд у нее гардеробная была таких же размеров, как тут спальня. В ванной здесь едва помещалась эмалированная, расписанная ужасно безвкусными розанами ванна, раковина, а за деревянной створкой скрывался ватерклозет. Только одно примиряло Мэб с действительностью: мама пришла бы от увиденного в такой ужас, что онемела бы примерно на сутки. Но, конечно, леди Дерован никогда бы не посетила это скромное жилище: оно ведь расположено в университетском кампусе, и блудная дочь делит его с мужчиной!
Мэб щелкнула задвижкой, сбросила платье на пол и открутила краны. Вода потекла не сразу и как-то неуверенно, но Мэб давно уже научилась справляться с этой проблемой: нужно просто стукнуть по трубам хорошенько. Первое время она пыталась бороться с мелкими неурядицами этого дома при помощи магии, но быстро потерпела неудачу и пришла к выводу, что дедовские способы ничуть не хуже. В конце концов, даже почтенная декан Боделин не гнушается их применять и частенько лупит по своему хрустальному шару, когда тот забарахлит.
Забравшись в теплую воду, пахнущую розами, Мэб откинулась на бортик и прикрыла глаза. Нужно выдохнуть, выкинуть все из головы. А назавтра нужно сделать вид, что утомительная поездка в имение была не ежесезонной пыткой, а приятными каникулами, что встреча с семьей подбодрила и воодушевила. С каждым таким выездом делать вид становилось все труднее. Бабушка выживала из ума, мать год от года была все надменнее и сварливее, тетушка – все желчнее, а сестра и кузины… Мэб часто приходилось слышать, что мужчины в семье Дерован умирают молодыми по одной простой причине: не желают причинять лишние неудобства своим дамам. Иногда казалось, что это чистая правда. Мэб с тоской вспоминала отца, веселого, энергичного, деятельного. Приезжая с заседания, уставший, с гудящей после жарких дебатов головой, он с радостью превращался в рысака и катал крошку-Мэб по коридорам и лестницам особняка. Что это был за конь! С лоснящимся крупом, с сияющей шелковистой гривой, в которой путались звезды. И что это был за отец!
Мэб села, потирая лицо, отгоняя непрошеные слезы. Нынешняя поездка далась ей сложнее прочих. В этот раз на ежегодный весенний бал в имение нагрянули Женихи. Они ели, пили, отпускали сальные шуточки, думая, что их никто не слышит и не понимает, и обсуждали достоинства Мэб, точно она была породистой кобылой. Рассуждали о ней, как о пригодной к случке суке! А потом кто-то пустил слух, что невеста вопреки принятым в высшем свете обычаям далеко не невинна, шутки стали еще грязнее и резче, и дело закончилось грандиозным скандалом. Леди Дерован изволили наорать на дочь, и полный гнева голос матери все еще звенел в ушах.
– Putan! – кричала леди Дерован, путая языки. – Шлюха! Проклятая дрянь! Ты допустила, чтобы о тебе в Обществе говорили подобные вещи! Ты позволила людям думать, будто ты – благородная дама! – утратила свою невинность, словно какая-то крестьянка! Ты не вернешься в этот рассадник разврата и порока, Мэб! Я обговорю все с лордом Дансью, он готов взять тебя и опозоренной. В любом случае, после свадьбы ты должна будешь оставить свою позорную работу.
Не желая ничего объяснять, Мэб в тот же час собрала свои чемоданы и покинула Имение.
Запах роз обернулся вдруг гнилостной вонью. Мэб чертыхнулась, прогнала наваждение и, выбравшись из воды, завернулась в широкое банное полотенце. Из небольшого зеркальца над раковиной на нее мрачно глядела красивая молодая женщина. Красивая, молодая, занятая делом и свободная от предрассудков, и в Бездну маму, тетушку, сестру, кузин и всех женихов разом! Не думать же о них теперь!
В дверь настойчиво постучали.
– Профессор Дерован.
Мэб коротко чертыхнулась, сбросила влажное полотенце, влезла в широкий бархатный халат и, придерживая его у горла, открыла задвижку.
– Что вам нужно, профессор Эншо?
– Ваши чемоданы, – буркнул Эншо, не удостоив ее взглядом. – И впредь потрудитесь нанимать носильщика.
Мэб дождалась, пока он скроется за поворотом короткого коридорчика, и, покряхтывая совершенно неаристократично, втащила чемоданы в свою комнату.
* * *
Реджинальд давно пришел к выводу, что Мэб Дерован получает удовольствие, испытывая пределы его терпения. Раньше терпеть ее высокомерие было проще: их разделяло шесть кварталов обширного студенческого городка и по меньшей мере четыре университетских здания. Иногда случалось пересекаться в библиотеке, в столовой, конечно – на общих собраниях, но там отлично удавалось соблюдать дистанцию. Единственным полем боя были учебные планы, которые перекраивались по живому. Мэб Дерован, одаренный теоретик и историк, с пеной у рта доказывала, что лишний час жизненно необходим студентам для прослушивания курса «Артефакторика, – если уж вам так неймется, – тринадцатого века на примере Короны Альфубы». Реджинальд со своей стороны упирал на практику и обещал эту самую корону со студентами повторить и без лекций профессора Дерован. Битва шла пятый год, число побед у обеих сторон было примерно равным, корону так никто и не повторил, и один только ректор ухитрялся находить во всем этом выгоду: занятия проводились профессорами с особой страстью, когда они желали доказать что-либо друг другу.
– Милый Реджи, – улыбался ректор на просьбу Реджинальда найти уже ему другого компаньона, сменить правила университета или хотя бы позволить уволиться, – ну где я вам найду специалиста лучше нашей Мэб? Она унаследовала в полной мере дар своей великолепной прабабки, история раскрывается перед ней. Наша Мэб – подлинная королева удачи. К тому же, признайте, вам будет скучно работать с Бартоломью Разовичем, к примеру.
Реджинальд соглашался, что да, Разович – не вариант, называл иные имена, смирялся с тем фактом, что ректору нравится наблюдать за непрекращающейся войной своих подопечных. А потом случилось то неприятное происшествие в Лидэнс-куотере. Во всем были повинны эксперименты одного из профессоров с отделения техномагии, но в глубине души Реджинальд подозревал, что это происки Дьявола или же ректора. Иногда казалось, что Михаэллис вон Грев – его земной наместник. От шести великолепных зданий Лидэнс-куотер, парка, конюшен – по счастью, пустующих – и лабораторных корпусов остались руины. Никто, кроме экспериментатора, не пострадал исключительно по случаю: леди Уобли, третьекурсница-скандалистка, устроила очередную драку в столовой, ее разнимали, потом разбирали дело, потом со всей обреченностью пили в пабе, оплакивая то обстоятельство, что нельзя выгнать из университета дочь одного из главных попечителей. Взрыв произошел в тот самый момент, когда профессура, большей частью пошатываясь, возвращалась домой. В порыве благодарности за спасенную жизнь Реджинальд простил юной скандалистке несданный зачет. А часом позже выяснилось, что для всех профессоров не найдется свободных квартир. Так Реджинальд оказался вынужден делить с леди Дерован не только студентов, часы и общий стол в столовой, но еще и дом.