– Час до Умбозера, потом на моторе пойдем до Падуна. Дальше придется обносить [11], иначе никак. Это еще часа три, не меньше. Потом снова по воде подойдем к ним.

– Михалыч, а если сразу обнести с западной стороны, их ведь туда прибило? – подключился к обсуждению Саня Хохол, закидывая в газель потертый рюкзак.

– Да. Но мы там не пройдем с лодкой, там обрыв.

– Может, на веревках тогда лодку спустим, так быстрее будет? – предложил новенький спасатель Юра, запрыгивая в салон оперативки.

– Юрец, с ума не сходи. Не будет это быстрее. Мало того, придется тогда еще в лодку горку [12] брать, а мы и так перегружены. Юлек, док в отпуске, ты вместо него едешь?

– А куда деваться? – Работы намечались серьезные: опыта оказания реанимационной помощи детям у меня не было. Думать, что там, как и на озере Гирвас, помощь уже не понадобится, не хотелось.

Было около пяти часов вечера, когда водитель газели помог нам выгрузиться под мостом через Умбу. Надули лодку, собрали мотор, загрузились. Полярный день и не думал смеркаться. Мы осторожно двинулись вниз по течению. Юрка с Хохлом, то и дело сменявшие друг друга на руле, продолжали спорить. Михалыч достал карту.

– Даже на карте Падун обозначен не как порог, а как водопад. Куда их, дурачков, понесло? Слов нет – одни маты. Юльчик, – Саша старался сдержать эмоции именно на этой фразе, – а ты трупные мешки из оперативки достала?

– Н-нет, а надо было? Мы вроде за живыми идем? – убеждая саму себя, протянула я.

– Хорошо бы, да вряд ли. Ладно, не будем пороть горячку, – Череватый снова погрузился в карту.

– Просто, чтоб ты знала, – поправляя курс, пояснил Хохол, – есть у нас в МЧС такая примета. Если возьмешь с собой трупный мешок, точно он не пригодится. А ежели забудешь – как пить дать, зажмурится кто-нибудь. Ладно, не дрейфь, – смягчился Хохол, глядя на мои огромные, полные негодования глаза, – это не мы решаем. Все в Божьих руках.

– Тогда какой толк от того, что мы туда идем? – пробурчала я.

– Работа такая. Делай, что должен, и будь что будет, – своей непреложной мудростью рассудил нас Михалыч. Далее шли молча до входа в порог, где пристали к восточному берегу, готовясь к обносу.

Тащить пришлось чуть меньше километра. Не сказать чтобы большая дистанция, но с грузом ее пришлось проходить короткими перебежками. Особенно тяжелым оказался громоздкий мотор. Как пророчески заметил Михалыч, провозились часа три.

На западный берег мы выдвинулись уже изрядно вымотанные. Он был гораздо круче восточного и окаймлял заводь, усмиряющую бурный поток. Она напоминала ту, в которой оказались мы с родителями пять лет назад, сплавляясь в Карелии по Ууксе. Тогда один из острых камней сильно пропорол левый баллон нашего тримарана. Все остались живы и здоровы, но горюшка хапнули.

Подходя ближе, мы увидели высыпавших на берег подростков. Они размахивали руками:

– Сюда! Сюда плывите!

Как только пришвартовались, Михалыч сразу отправил меня наверх с аптечкой. Открывшаяся картина была страшна и трогательна. Я подошла ближе. Тела двух девочек с признаками биологической смерти лежали друг от друга метрах в трех. Двое парней делали им непрямой массаж сердца и даже искусственную вентиляцию, после которой из легких вырывались наружу хрипы разных калибров. Видимо, их и приняли за дыхание звонившие. Еще по паре ребят стояли рядом с реаниматорами, готовясь на смену.

– Здравствуйте… – грустно улыбнулась я и начала внимательно осматривать тела. Двое бородатых мужчин и сильно заплаканная женщина смотрели на меня с надеждой. На скалистый берег уже поднялись Юра и Михалыч. После увиденного их глаза безнадежно потухли. Пауза затянулась.