– Бросайте весла! – заорал Сак. – Все в драку!
Дюжина сосудов с подожженными фитилями, врезалась в борт ромейского корабля или упала на его палубу. Нафта вспыхнула синим, дымным пламенем. Тавры как кошки полезли на борт и снасти вражеского судна, держа клинки в зубах. Завязалась жестокая сеча. Ромеи вынуждены были часть сил бросить на тушение собственного корабля. Струи воды из помп не могли потушить хорошо горящие паруса и такелаж. Посреди нестерпимого жара шла яростная резня. Ромеи, не ожидавшие такой наглости от купца, защищались вначале вяло, но потом усилиями триерарха и декархов123, обученные долгими тренировками стратиоты124 сбились в десятки, и сотворили стену из щитов и частокола сарис125. Из-за нее все чаще летели дротики и стрелы. Стало сказываться и численное преимущество ромеев. Против пяти десятков тавров, на дромоне была центурия воинов, не считая команды и гребцов.
Яровит сражался, как всегда спокойно, даже лениво. Но его меч на лету перерубил две пилумы126 брошенные всего с десятка шагов. Окрест него, лежало в лужах крови полдюжины ромейских воинов.
– Уходите! – крикнул он Саку, видя, что частокол копий теснит тавров к борту. – Попытайтесь поднять ветрила и отвести корабль!
Сак, раскроив топором ключицу напавшему на него декарху, приказал хриплым голосом:
– Всем отход!.. Уходим!
Тавры стали спрыгивать на борт своего корабля. Мы были одними из последних, кто покидал дромон.
Узрев, что ромеи готовятся пустить в ход сифоны, Яровит яростно выдохнув воздух взмахнул рукой и триерарх, на мгновение показавшийся из-за щитов легионеров – захлебнулся своей кровью. Из горла его торчал гладиус. Ромеи на миг опешили. Ведь бросок был сделан с полутора десятков шагов.
Яровит пятясь спиной к борту, резко развернулся, собираясь прыгнуть в камар, когда молодой ромейский воин с искаженным от страха ликом – метнул дротик. Каленый наконечник ударил Яровита в спину меж лопаток, пробив безрукавку из шкуры вепря. Наставник оглянулся, уста его тронула горькая усмешка…
– Вот так… – прохрипел он. – Порой и старый волк попадает в ловушку, когда торопится в свое логово.
Он ухватился рукой за край борта и тяжело перевалился через него. Я метнул свой меч в молокососа поразившего моего наставника. Уже перепрыгивая через борт, краем глаза успел заметить, что гладиус вошел стратиоту точно на два пальца выше доспеха, перерубив сонную жилу.
Упав в воду, я нырнул. Благодарность Радогору, который заставлял нас переплывать Волхов против течения и часами сидеть на дне Ильмень-озера дыша через полую камышинку. Взобравшись на корабль тавров, я узрел, что Яровит лежит ликом вниз, а Сак потрясая окровавленным топором, что-то орет своим соратникам, которые тянут ужища расправляя парус. С драмона летели копья и стрелы, но тавры покраснев от натуги продолжали делать свое дело, прикрываясь щитами. Сифоны с греческим огнем команда дромона использовать пока не решалась, видно опасаясь, что огонь может перекинуться на их корабль. Ветер дул в их сторону, а катапульты были безпомощны на таком малом расстоянии.
Раздался страшный скрежет, камар рванулся, как пойманная в сети крупная рыба. Тавры надрывая жилы, тянули канаты. Сак сам встал на правило у кормы. Очи его от напряжения вылазили из орбит. Камар снова рванулся и вырывая куски древесины из плоти дромона, попятился назад. Затем, кренясь на борт, развернулся, и едва не зацепив мачтой штевень ромейского корабля, заскользил по волнам, уходя в открытое море. Сифоны изрыгнули огонь. Но поздно… Камар уже оторвался на полсотни шагов, а меха сифонов выбрасывали струю греческого огня, лишь на сорок. Но едва корабль отошел на полет стрелы, как в его правый борт врезался камень, ломая весла и скамьи, вместе с гребцами.