Вернувшись в дом через кухню, я отключаю духовку и отправляюсь к себе. Почти отведываю вкус победы, не попавшись на глаза Руслана, но когда запираю дверь и оборачиваюсь, цепенею в ступоре.

На моей кровати лежат мужские вещи! Брюки, рубашка, пиджак. А возле нее — туфли. Это не просто невоспитанность, это хамство!

Я даже опомниться не успеваю, как из ванной выходит старший внук этого дома. Мокрый, довольный, разомлевший и голый! Я ахаю, безотчетно опустив взгляд на причинное место и пальцами вцепившись в дверную ручку.

— Стучаться надо, бабуль, — самодовольно усмехается Руслан и с ленцой оборачивает бедра полотенцем.

Я в каком-то неизбежном принуждении слежу за каждым его движением. Ловлю каждый миг, бессознательно испытывая некое эстетическое удовольствие. Это как любоваться потрясающим произведением искусства, зная, что оно символизирует порок. И стыдно, и глаз оторвать не можешь.

Дамир всегда поражал меня своей мускулатурой, да и мой брат следил за своей мышечной массой, но таких форм я еще никогда не видела. Широкая грудь, рельефный живот, узкие бедра, упругие бицепсы, канаты набухших вен. При каждом жесте и шаге сжатые, как пружина, тугие мышцы перекатываются под смуглой кожей привлекательного бронзового отлива. И от мысли, какой недюжинной силой обладает это тело, меня целиком сводит судорогой. Кажется, мурашками покрываюсь от мочек ушей до мизинцев на ногах. А в затылке будто кто-то скребет мелкими ноготками, распуская дикие электроимпульсы, жалящие в нервные окончания.

Я, еле живая, наблюдаю, как он приближается к комоду, выдвигает ящик и, пальцем подцепив мои трусики, бессовестно вертит их в руке.

— По-моему, это нифига не мой размерчик, — посмеивается, обуглив меня пристальным взглядом.

Одной пощечины этому нахалу мало. Он просит еще. Требует, захлестывая меня жаждой повторного наказания. Ладонь еще горит от прошлого удара, зато другая чешется ради следующего. А Руслан, как нарочно, провоцирует.

— Да, распашонки вашего размера давно переселены в комнату для гостей, — все же нахожу где-то в себе смелость, граничащую с преддверием обморока. Выколупываю ее, лишь бы не спасовать перед клыкастым противником. Этому я начала учиться еще до замужества, а Валентин Борисович оказался лучшим практиком: оставляя меня один на один со своими родными, подчиненными, коллегами, друзьями, норовящими уколоть меня, поставить на место, ударить побольнее, теша себя хрупкой иллюзией своего превосходства.

— Фига, ты дерзкая. — Вернув мое белье на место, Руслан царской походкой пересекает комнату, визуально уменьшающуюся на фоне его внушительных габаритов. Останавливается в шаге от меня и, облизнувшись, снова обводит меня тем же прицеливающимся взглядом. — Ты не так проста, какой хочешь казаться, — вдруг произносит он, но я и бровью не веду. Утомительные часы работы над собой любой навык взрастят — даже делать вид, что не слышал об убийстве, которое совершил. — Небось копишь денежки на левом счету? Стреляешь в тире по тихой да учишься водить тачку? За каким чертом еще выходить замуж за старого богатого пердуна, если не ради подушки безопасности и безбедной жизни подальше от него?

— Может, чтобы перестать быть мясом в глазах таких мерзавцев, как его внук? — Скрещиваю руки на груди, твердо стоя на своем месте. Ни шагу не сделаю. Это моя комната! Теперь моя.

Еще один его шаг сокращает расстояние между нами до минимума. Все, я снова в клетке. И дверь за моей спиной кажется непрошибаемой стеной.

— По-твоему, штампик в паспорте заставит меня видеть в тебе бабулю? — ухмыляется уголком губ. В глазах так и плещет шторм с грозой, слепящей яркими вспышками. — В этом платье, крутящаяся у плиты, да еще и с ядовитым жалом, ты больше похожа на пчелу. Майя, — смакует он мое имя, растягивая его едва ли не нараспев. Ладони его поднятых рук упираются в дверное полотно, а глаза устремляются на мои губы.