– А что так?

– Да ему на нас, наплевать, он там какие-то свои делишки проворачивает, даже зарплату не всегда вовремя выплачивает.

– И вы это терпите?

– А что делать? Куда пойдешь? Здесь, кроме этого завода, еще только трикотажная фабрика да пару пекарен и всё!

– А раньше как было?

– Раньше здесь еще большой домостроительный комбинат был – теперь на этом месте торгово-развлекательный центр открыли. Дело, конечно, тоже нужное: молодежи ведь надо где-то энергию свою сбрасывать. Зато сколько криминала там происходит.

Они перешли через небольшой мост, под которым лениво катила свои серого цвета воды речка Воровайка. Сивоконь остановилась и протянула руки к сумкам.

– Мы, собственно, из сквера-то вышли, Николай Борисович.

– Нет, нет, не беспокойтесь! Сквер ведь от меня теперь не уйдет. Я вас провожу до дома и назад вернусь, если не возражаете, конечно.

Она молча кивнула и не спеша двинулась дальше.

– А за то, что душу мне раскрыли, огромное вам спасибо.

Немного помолчали. Подошли к старой панельной пятиэтажке хрущевского призыва. Немного не доходя до первого подъезда, Сивоконь остановилась.

– Ну, вот мы и пришли. Еще раз спасибо за помощь.

– Не стоит благодарности.

Николай Борисович поставил на землю сумки, погладил одну другою покрасневшие от напряжения руки. Глянул на табличку с улицей и номером дома. Наконец, решился на самый важный вопрос.

– Простите, ради бога, еще раз Тамара Ивановна, что совсем замучил вас вопросами, но мне хотелось бы вас спросить еще кое о чем.

– Пожалуйста! Вопросы, это такая ноша, от которой я пока не устаю.

– Вы, вероятно, знаете о том, что сняли вашего губернатора?

– Конькова, что ли? Как же не знать. Почти десять лет здесь хозяйничал. Мы вообще удивлялись, как его не арестовали, как некоторых его коллег.

– А есть за что?

– Так это вы лучше в прокуратуре узнайте.

– Обязательно узнаю. А вас хотел бы просто спросить, каким человеком был Коньков?

– Себя он слишком любил. Ну, и деньги, конечно! Нравилось ему, когда его хвалили и заискивали перед ним. Хотя и не глупый мужчина был. При нем ведь не так и плохо народу жилось. Хотя, как я уже и говорила, не любил, когда супротив его воли шли. Ни один оппозиционный митинг не разрешал.

– Ну а как вы лично к нему относились?

– Да никак! Он что мне муж, сват, брат?

– Спасибо, Тамара Ивановна! – он взял ее маленькую ладонь в свою большую и пожал ее.

– Так это вам спасибо! И сумки мне помогли нести и разговором развлекали, – засмеялась она.

Николай Борисович повернулся и быстрым шагом заторопился к скверу. Достал телефон, набрал номер.

– Петя, улица Школьная у сквера. Давай, подъезжай.

Водитель, даже задремавший в салоне от долгого ожидания, включил зажигание.

– Уже еду, Николай Борисович.

Тамару Ивановну у самой двери подъезда остановили сидевшие на лавке две старушки-соседки.

– С кем это ты погуливаешь, Том?

– Я не погуливаю, теть Маша, просто вежливый мужчина предложил помочь мне донести сумки до дома.

Она не стала останавливаться, а сразу вошла в подъезд. Старушки же, глядя ей вслед, переглянулись.

– Знаем мы этих вежливых.

– Погоди, погоди, Тонь! Что-то мне лицо этого мужчины знакомым показалось. А?

Та лишь пожала плечами.

Никому ведь не могло даже в голову прийти, что по их городу ходит собственной персоной назначенный Москвой исполняющий обязанности губернатора Николай Борисович Спицын. Он всегда так делал, прибывая на новое место службы – сначала лично сам ознакомится со своим новым хозяйством, а затем уже соберет администрацию.

Тихонов сделал последнее усилие и устало сначала прилег на Филатову, затем откинулся на спину, прикрывшись одеялом до уровня груди. Они оба тяжело дышали, лица их хоть и были раскрасневшимися, но сладостно-умиротворенными.