– Гена, кабана видишь?
– Где? – чуть не вскрикнул Иванов.
– Тише ты, господи! Уйдет ведь! Вон смотри – слева.
Иванов слегка прищурился, чтобы лучше разглядеть. Хотя он и не носил очки, но зрение у него уже было не стопроцентное. И в самом деле, увидел двигавшееся на них мощное животное. Иванов стал ловить его на мушку, предварительно сняв винтовку с предохранители и передернув затвор. «Теперь или никогда!» – решил Тихонов и, подкатившись к Иванову, тоже глянул в его прицел:
– Чуть правее возьми и стреляй, блин, уйдет ведь!
В этот момент раздалось сразу два выстрела – кто-то выстрелил из другой засидки. И одновременно раздался визг рухнувшего на землю кабана и нечеловеческий крик Кротова. Никто сразу не смог сообразить, что случилось. Кабанье стадо тут же бросилось врассыпную с визгом и хрюканьем. Егерь бегом направился к месту, где дергался в агонии вепрь, пытаясь встать на ноги. На секунду глаза егеря встретились с налившимися кровью глазами кабана. Даже мурашки пробежали по телу видавшего виды егеря. Он тут же сдернул из-за спины двустволку, снял с предохранителя и выстрелил кабану в голову, окончив его мучения.
Но тут раздался взволнованный крик Кольчугина (Тихонов даже не сразу узнал его):
– Сюда, мужики! Кротова убили!
– Как убили? Кто стрелял?
Тихонов первым выскочил из-за кустов и подбежал к второй засидке. А Иванов, поняв, что это его пуля вместо кабана попала в человека, в шоковом состоянии вжался в землю и зарыдал.
Подбежал Толмачёв. Помог Кольчугину перевернуть Кротова на спину, приложил руку к его груди и сразу же почувствовал на ладони что-то липкое – кровь. Приложив палец к шее Кротова, затем ухо к сердцу, констатировал:
– Живой! Но пульс почти не прощупывается и сердце еле бьется.
Он достал из кармана плаща персональную аптечку, которую всегда носил с собой, разорвал ее, разорвал на груди Кротова рубашку, капнул на кровоточащую рану йодом, отчего Кротов, находящийся в беспамятстве, даже вздрогнул и стал быстро перевязывать его. Ему помогали Кольчугин с Тихоновым.
Закончив перевязку, Толмачёв, глядя на Тихонова, произнес:
– Я так понимаю, стрелял кто-то из вас. И вместо кабана попал в Викторыча.
Тихонов открыл было рот, но его опередил уже пришедший в себя и поднявшийся на ноги Иванов.
– Это я выстрелил! Рука в последний момент дернулась… – дрожащим голосом выговорил он.
– Но так не бывает, чтобы одним выстрелом и человека, и кабана завалить.
– Видимо, кабана завалил Григорий. Я выстрелить-то и не успел, – сказал Кольчугин.
– Ладно! Это пусть разбирается Адамян. Нам нужно срочно доставить его в больницу.
Толмачёв снял плащ, расстелил его на траве.
– Ну-ка, помогите мне!
Кротова подняли осторожно и аккуратно положили на плащ.
– Теперь – двое спереди, двое сзади – и понесли! – командовал Толмачев.
Сам он встал впереди, тут же к нему с другой стороны присоединился Иванов. Кольчугин с Тихоновым взялись за плащ сзади. Несли осторожно, но и старались идти побыстрее, понимая, что каждая минута дорога. Но мешал накрапывающий дождь, ноги иногда скользили по траве и разъезжались в разные стороны. Кротов периодически постанывал, когда совсем тихо, когда громче. До усадьбы было не так далеко – меньше километра, но идти нужно было через бурелом, кустарники, а в одном месте перед ними оказалось поваленное дерево, обойти которое ни с одной из сторон было невозможно. На этом потеряли минут пять. Но вот показалась ограда усадьбы.
– Антонина! – крикнул Толмачёв.
Когда та выскочила из дома, он также громко, нервно произнес:
– Тоня, звони в больницу. Срочно! Пусть готовят операционную.