– Помню.

– Пьер Куэйяр некоторое время проходил практику у Нито, а потом, в восемьсот четвертом, основал собственное дело, которое продолжил его сын, а затем и внук. Их лавка до сих пор существует – в районе Пляс-Вандом.

Филип замолчал, рассматривая открытую страницу.

– То самое колье? – наклонившись к нему, спросил я.

– Нет, просто одна из моих любимых вещиц. – Он снова начал листать книгу. – Ага, вот и оно!

На левой странице я разглядел плотный текст на французском, на правой же красовалось цветное изображение драгоценности и дата: 1810. Только теперь я понял, насколько элегантным было колье, а кулон выглядел даже крупнее, чем я ожидал.

– Какой огромный сапфир! Наверное, именно он и влияет на стоимость?

– Отчасти. Ценности добавляет мастерство ювелира. – Друг ткнул пальцем в репродукцию. – Видишь, это сапфиры из Индии. У них особая шлифовка – «кабошон». – Филип согнул ладонь, изображая перевернутую чашу. – Гладкие выпуклые камни, в отличие от фасетной огранки. Куэйяр как раз такими и славился. А бриллианты закреплены в технике «паве». Камни плотно прилегают друг к другу, подобно булыжникам на мощеной мостовой. – Приятель сложил пальцы в замок. – Таким образом каждый бриллиант добавляет блеска своему соседу. Это выдающаяся работа.

Рассмотрев репродукции, я отодвинул книгу.

– А леди Эдит одолжила такой шедевр подруге, словно обычный зонтик.

– Судя по тому, что ты рассказал, она просто не знает его истинной цены, – сказал Филип, убирая том на полку.

– Что предпримет похититель, заполучив подобную драгоценность?

– М-м-м… – приподнял брови Филип. – Понятия не имею. Открыто носить колье нельзя – уж слишком оно известно. Законным образом продать также невозможно. Любой ювелир, способный купить эту вещицу, тут же ее признает и свяжется с полицией.

– Если этот ювелир соблюдает профессиональную этику, – ввернул я.

– Ха! Да если он даже нечист на руку – все равно сообщит куда следует, чтобы получить вознаграждение, – покачал головой друг.

– Наверное, ты прав, – признал я. – Однако, если ювелир свяжется с местным полицейским участком, мы в Ярде можем об этом и не знать.

– Есть мастера, готовые помочь знатной семье тайно продать свои драгоценности, – продолжил Филип, покрутив в пальцах лупу в серебряной оправе. – Вор может навести справки о таких ювелирах.

– Допустим, похититель понимает, что ему не удастся продать колье целиком. Сможет ли он найти мастера, чтобы разъединить драгоценность на части?

– Бред! – вспыхнул Филип. – Для любого ювелира, имеющего хоть маломальскую репутацию, подобная работа сродни намеренной порче картины периода Ренессанса!

– И все же такое возможно…

– Увы… – развел руками друг. – Опытный мастер всегда в состоянии разобрать драгоценность и распилить камни. Потом их происхождение уже не установишь.

– Кто мог бы на это пойти?

Приятель молча поджал губы.

– Филип, я не собираюсь преследовать таких дельцов. Моя задача – найти убийцу.

Он тяжело вздохнул.

– Есть человек, который, скорее всего, будет в курсе, если колье всплывет. Я наведу справки.

– Спасибо, дружище. – Я поднялся. – Дай мне знать, если что-то услышишь.

В Скотланд-Ярд я вернулся к четырем, и меня уже на входе остановил сержант Коул, вручив письмо. Ма Дойл… Я напрягся, словно в ожидании удара. Последний раз она присылала записку мне на службу, когда я еще тянул лямку в речной полиции – сообщила, что Пэта убили. Я вскрыл конверт, в спешке порвав и вложенное в него письмо. Пришлось сложить куски.

Слава богу… И все же наверняка у ма – важные новости. Я забегал к ней по крайней мере раз в месяц на воскресное чаепитие и собирался зайти как раз на этой неделе. Однако чем бы ни хотела поделиться со мной ма, – судя по письму, тянуть не следует. Я вышел на улицу и поймал кэб. На Леман-стрит отпустил кэбмена и двинулся в восточном направлении – к Уайтчепелу. Пешком пройти было и проще и быстрее, чем тащиться в кэбе по запруженным улицам.