Игривость сдуло с него порывом ветра – он нехотя отошёл от груши, вплотную практически подошёл ко мне, глядя с высоты своего роста мне в глаза. На лице было отчасти презренное, отчасти заинтригованное выражение. Я медленно подняла голову и выпятила подбородок вперёд.

Секунд десять он вот так стоял и смотрел на меня, в глазах проносилось что-то. Обдумывал план дальнейших действий? Или подыскивал очередную фразу-клише, чтобы вызвать во мне тошнотворный приступ пошлости? Ведь это так заезжено: привлечь внимание и вызвать чувства у потенциального партнёра путём отрицательного воздействия, агрессии. Ненависть и любовь – сильные и взаимосвязанные чувства, все это знают.

– Ух, – губы-трубочкой втягивают в себя воздух, он закатывает глаза, слегка откинув назад голову. – Какая ты скучная. Ладно, так уж и быть.

Вглядываюсь в прищуренные глаза, которые он быстро отводит. Пересекая комнату, усаживается на диване и хлопает по свободному месту рядом. Ходячее клише.

– Скажу сразу, что моё время ограничено.

Он фыркает, перебирая сводки информации для проекта.

– Свидание, да? – пониженным голосом говорит он, краем глаза наблюдаю за его реакцией. – Два парня за один день – не много ли? Я думал, ты другая.

– Чересчур много думаешь и всё не по делу, – с ноткой обиды отвечаю я. Раздражает меня эта фраза «я думал, ты другая». Не выношу её! – И вообще, не твоё дело. Ты не знаешь меня от слова «совсем».

Слышу, как он выдыхает ртом воздух, словно на морозе. Целенаправленно не поднимаю головы и выделяю маркером полосы текста.

– Обиделась, – без вопроса, утвердительно, выбрасывая слова на воздух, самому себе говорит он. – Значит, попал в точку. Задел если не за живое, но за… эго? Возможно. Хотя с чего вдруг, ведь ты не производишь впечатление неуверенной в себе. Что же это тогда? Страх? Ты боишься провалить встречу… Хм, но с кем из нас? С обоими? Или тот другой очень важен? Твой парень? Может, бывший парень?

Лениво поднимаю голову и удостаиваю его недоумевающим взглядом с не менее обескураженным выражением лица. Наши взоры сталкиваются. Выдавливаю из себя усмешку и рисую пару росчерков на бумаге, продолжая слушать его болтовню.

– Что угодно может быть, – глаза не выдали меня, он всё ещё строит догадки… Или делает вид, что не понял. – Смущение? Ты влюблена, и твои коленки дрожат как у пятиклассницы? Не думал, что это случится так быстро: обычно девушки передо мной ломаются.

Вот тут я уже начинаю нервно посмеиваться:

– Не обольщайся, Хейзл. Ты не в моём вкусе.

Бросаю на него беглый взгляд – он резко опешил, лицо застыло с маской огорчения. Да чего он выделывается, это же шутка была. Первый начал. Но молчание длится, и мне становится немного дискомфортно. Странная игра, если честно.

– Ау-ч, – натянуто и слащаво лепит он слово. Откидывается на спинку дивана, закинув руки за голову. – Ты мне глаза раскрыла. Жизнь никогда не будет прежней.

– Ты первый начал, я всего лишь подыгрывала.

Смотрит в потолок, обнажив бледную шею с печатью родинок:

– Я ничего не начинал.

Да ну? Правда?

– Не я придумала играть в близких друзей.

Он открывает рот для ответа, но оттуда выскальзывает лишь воздух. Айзек находит моё лицо и тяжело смотрит из-под задумчивых бровей, померкшие глаза мечутся от правого края к левому, изучая мои. Мне хочется перестать смотреть в ответ, но не выходит заставить себя: я не нахожу сил или желания, сложно сказать, чего именно.

О чём он думает? Обиделся? Если его же оружием, то «не из таких он». Не выглядит ранимым. Это всё напускное на нём, весь этот лоск, эта ленивая небрежность, развязность, колкие шуточки. Это образ. И он живёт в нём: ему нравится. Нравится играть. Потому чего не так-то?