– Ты хоть скажи что-нибудь! – Вадим обеспокоенно вглядывался мне в лицо, прикидывая степень моей адекватности.

– А-а-адик, я ж тебе говорила, что она тупая у тебя! – противный голос соперницы бензопилой врезается мне в мозг, и я понимаю, что такая мерзкая ситуация даже в кошмаре не может присниться. Это реальность. В которой нет места для меня.

Вадим не сделал ей замечания.

– Лиза. Прости, что так получилось. Я не должен был…

Я смотрела на лицо любимого словно сквозь пелену. Он хочет, чтоб я сказала что-то? А я не могу. Разум отправился в гости…

– За вещами завтра зайду, – едва выдавила я и пулей вылетела из квартиры. Я не хотела плакать при нем. Не хотела, чтоб он запомнил меня жалкой и раздавленной.

Звериный инстинкт выживания гнал меня по улицам. Я не видела лиц прохожих, не замечала ничего вокруг. Будто горячий нож в масло, входила в толпу и выходила из нее. Я боялась остановиться. Казалось, если это сделаю, боль настигнет и разорвет меня.

Наконец я выбилась из сил. На город стремительно опускались сумерки. Ноги гудели от усталости, и я в изнеможении присела на лавку в сквере. Нужно было посмотреть правде в глаза и что-то придумать. Вот когда я пожалела, что у меня нет подруг. Нестерпимо хотелось вывалить на кого-то все, что бушевало в душе. Получить совет или поддержку. Но Вадим убедил, что женщины не умеют дружить. И любая будет завидовать нашему счастью. Как слепой щенок, я доверяла ему безоговорочно. И вот теперь я совершенно одна. Беспомощная и беззащитная. Тихоня и серая мышка. Адреналин, от которого кипела кровь, весь вышел, пока я раненым животным металась по городу. И на смену ему пришла дикая усталость. Пустота в душе разрасталась, вытесняя из нее радость, надежду и даже простой интерес к жизни. Настоящее обнуление.

Жизнь с Вадимом, словно кино в перемотке, пронеслась перед глазами. Вадюше нужно отгладить рубашечки. Вадюша любит с утра свежевыжатый сок. Вадюша –творческий человек и ему, значит, дома ему должно быть комфортно. Мусор вынести? Не господское это дело! В магазин за продуктами сходить?! Что, толкаться в очереди с пенсионерами и домохозяйками? Барину по статусу не положено!

А на что он рассчитывает? Что его муза, субтильная жгучая брюнетка с коротким каре ему пельмешки лепить будет? Или борщ варить? Разбежалась! Какой-нибудь подвальный клуб поэтов-декадентов и тонкая сигарета в мундштуке – самое то для нее. Такая королева преисподней, отрицающая мораль и нравственность. Как она лихо разрубила узел, связывающий меня и Вадима! Просто не постеснялась прийти в дом, где живу я. Где мои вещи. Где всего касались мои заботливые руки. Не постеснялась лечь в мою постель!

Господи, неужели я заслужила это?

Я потеряла все. Любимого мужчину. Жизненные ориентиры. Налаженный быт. Дом, который обустраивала с теплотой, как семейное гнездышко.

У меня теперь ничего нет. Ради Вадима я бросила институт, потому что он, как всегда, был убедителен.

– Лизун, ну зачем оно тебе нужно? Кем ты будешь? Учителем биологии? По триста раз повторять одно и то же бестолковым олухам, которые будут подкладывать тебе кнопки на стул и снимать на видео, когда ты будешь плакать от бессилия. Ты же не можешь постоять за себя!

Я вспомнила и удивилась – до чего ж я бестолковая! Только что он мне втирал, что музу нужно защищать и оберегать, потому что она беззащитная. А то, что я тоже беззащитная, это не считается? Не того уровня беззащитность? Бывает вот такая изнеженная, как у этой стервы. Показная, «со сломанными птичьими лапками» и губками, сложенными в просительную уточку. И настоящая. Как у меня. Когда тебя могут вышвырнуть, как котенка на улицу, не беспокоясь, что с ним дальше будет.