И не вяжется город пасмурный с кодом снов твоих странных бережно. Пролистать хочу тебя заново, и прошить семь раз нитью вечности…
Но взглянуть тебе в душу нежностью – недостаточно миль пути Млечного. Тебя нет в наступающей осени – жду другой, когда ветер сменится…
Облачное
Исчезла за спиной
Радость продолговатая.
Щурится нагло
Печаль постылая.
Успокоить в себе
Верность горькую
Спрятать страсть
Со свирепой пылкостью.
И смотреться в мир,
Сжатый до мрачности,
И не видеть в нём
Лживой нежности.
Растворить себя
В адском времени,
А потом возродиться
Ливнями.
И залить сплин
«к чёртовой матери»,
Выжать телом
Свои откровенности,
Стать обычным
Облаком – ветреным,
Безмятежным… и
Исчезающим.
«Я вдали от страхов, дальше, чем возможно…»
Я вдали от страхов, дальше, чем возможно.
Угнетало небо стылой синевой.
Мир твой многосложный не помечен богом —
вывязан из нитей жутких пауков.
Я в нём раскрошилась на степную пудру,
украшая воздух свежим серебром,
наготу прикрыла свежестью морозной
от своих соблазнов и лилейных слов.
Выжжена годами ежедневной фальши,
одеял свинцовых ты просил в ответ.
Я не стала плакать. Улетела с ветром,
и теперь не пахну свежим имбирём.
Но тревожны мысли. А следы затёрты.
И свирель-сиринги не звучит в душе.
Засушила листья ядовитых лилий.
Их бросаю в тени – в память о тебе.
Нас нет
Как жаль, что этот город умер.
Пастель из вялых мотыльков.
Ленивый свет слоновой кости
По стенам, крадучись, ползёт.
Тоской пропахли вены Рая
В подвалах чуткой пустоты,
Лишь отпечатки Вашей жизни
На пальцах бархатных теплы.
Разбит флакон аква-тофана
Над центром тонких нежных чувств,
Наш город умер – Нас не стало,
Дрожит свирель в руках у муз.
Нерисовальное
Не рисует сны ангел
Те, что съедены молью
В сундуках огрубевшей души.
Четверть жизни сгорела
За попытку вернуться,
Чтобы вновь погибать не во сне.
Пляска дьявольских стрелок
На часах говорящих
Шепчет горькое слово «забудь»,
А другие часы бубнят имя и дату,
Город, улицу, дом. И июль.
География снов,
Как постскриптум из вязи —
Арабески твоей немоты,
Май вишнёвых садов
Уложился в гербарий,
Тот, в котором мы были важны.
И хромой тощий кат отрывает минуты
От наполненных чудом сердец,
И бросает под дверь,
Память болью волнуя,
Чтобы ангелам сны не смотреть.
Ничья
Дни упали давно в обнажённые летние ночи,
Сны брезгливо жуют одиночества жёсткие иглы,
Отстрелялась мечта в переулках теней бестолковых
И остыл сладкий чай из пропаренных кукольных мыслей.
Я сегодня – ничья. Я – тобою испитое море,
И тобою вчера заштрихованный яркий фрагмент,
Но тоска-нагарА набирает свой ритм рефлекторно
И надежды клюют – до икоты – простой абсорбент.
Позволяю тебе быть в моей гладко-вышитой памяти,
Разрешаю звучать твоим песням безнотных аккордов,
И хочу замереть, как на снимке – счастливой, нарядной,
Чтобы вдоволь дышать самым важным истоптанных тропок.
Ощущения
Я живое твоё ощущение —
тебе кажется – ты не спишь…
Не болея твоим отчуждением,
вспоминаю твой сброшенный крик
изнутри засекреченных комнат,
где небойкое сердце стучит
и швыряет лихие проклятья
на уставшие плечи мои.
Ты моё неживое больное,
мне не кажется – я не сплю…
Не владею своим вдохновением,
рассыпаюсь в мирах – вновь крошусь,
тороплюсь на единственный танец
звездочёта – он верит в мечту,
в ней моё сокровенное плачет
и вдыхает соль ветра в бреду.
Ты со мной, я с тобой – ощущения,
нам не кажется – нам снятся сны —
я в твоих – постоянство ранимое,
ты в моих – недочитанный стих…
Не тебя
Привыкаю любить не тебя на полвека быстрее, чем время,
а в ладонях остатки тепла и красуется линия сердца.
Да, теперь не умею летать, а шершавые крылья бьются
и за мной не плывут облака, только луны ночами смеются.