— Сынок, омлет из трех яиц с помидорами и зеленью? — уточняет мама, заметив меня на пороге.
— Привет, ма. Так точно, — отвечаю с улыбкой. — И еще порцию сыра. Я душ приму наверху и спущусь.
— Миша уже уехал, — сообщает она, хотя я не спрашивал. Но в этом вся мама — у нее в крови отчаянное желание гнездования, и чтобы все птенцы были рядом. — Дела какие-то у него нарисовались. А папа еще спит.
— Ну, у него есть достойный преемник, — говорю иронично, намекая на брата и их горячую любовь к друг другу. — Теперь он может спать спокойно.
— Никак вы общий язык не найдете, — сокрушенно покачивает головой мама. — Взрослые мальчики, а ведете себя как малые дети.
— Не бери в голову, ма. Все нормально. Я скоро.
Наспех приняв душ и переодевшись в чистую одежду возвращаюсь на кухню, где уже накрыт стол.
— Кофе или чай?
— Я буду кофе. Но ты сиди, мам, я сам сделаю, — останавливаю ее за мгновение до того, как она снова начнет хлопотать вокруг меня.
Пока кофемашина плюется в чашку тонкими струями американо, рассеянно смотрю в окно, внезапно думая о том, проснулась ли Рита. Она мне приснилась сегодня. Точнее, не она, а ее молочное бедро в разрезе юбки. Встал с каменным стояком между ног, и потом все утро старательно отгонял мысли о ней. А сейчас чуть ослабил защиту — она снова перед глазами. И мама тоже, интуитивно (как все мамы) чувствуя мою слабость, тут же атакует меня со спины:
— Расскажи мне об этой девочке, Рите, — просит она будто бы невзначай. — Вы вчера нам такой сюрприз устроили. Отец весь вечер бубнил, что она тебе не пара.
— Да нечего там рассказывать, — отвечаю небрежно. — Познакомились, понравились друг другу, теперь общаемся.
— Но ты так рьяно бросился к ней, стоило Воскресенскому попытаться ее с Мишей погулять отправить, — напоминает мама.
— А чего удивительного, мам? — с чашкой кофе в руках усаживаюсь за стол. — Я своим никогда не делился.
— А она значит твоя? — мамины брови удивленно приподнимаются.
— Ты понимаешь о чем я.
— Не очень. Я знаю, что у девушек ты пользуешься успехом, но не припомню, чтобы ты кем-то увлекался настолько, чтобы вот так демонстративно заявлять права. Еще и на глазах у всех нас.
— То есть, считаешь, мне нужно было промолчать, чтобы моя девушка пошла в сад с Мишей? — от одной мысли о подобном развитии событий, желудок очень неприятно скручивается.
— Никит, я ничего такого не считаю. Просто говорю, что ты нас всех вчера удивил, — удивленная моей бурной реакцией, она бросает на меня изучающий взгляд, под которым я чувствую себя нашкодившим мальчишкой. — Знаю же, что тебе не терпелось обратно в Америку уехать, а тут раз — и девушка.
— А что изменилось? Рита знает, что моя жизнь и карьера в Штатах.
— То есть, вы планируете через две недели расстаться? Ты уедешь, она останется здесь.
— Ничего такого мы не планируем, мам! — бросаю раздраженно, понимая, что ко всей этой благотворительной истории вопросов уже больше, чем я рассчитывал. — Вообще ничего не планируем. Посмотрим, как пойдет. Мы может поругаемся через неделю, и мой отъезд будет всем только на руку.
— А может быть, вы полюбите друг друга так, что не захотите расставаться, — замечает мама осторожно.
— Когда или если это произойдет, мы с Ритой все обсудим и вместе найдем решение. Кажется, железный занавес на нас еще не опустился и самолеты через океан летают.
— Ты лукавишь сейчас, сынок, — говорит мама. — Для отношений жизнь на две страны — это серьезное испытание.
— Мам! — слегка повышаю голос, теряя терпение.
— Ладно, ладно! — соглашается она, но я чувствую, что с ее стороны это временное отступление. — Ешь давай, а то остынет.