Внутри ящика имелись отделения – большие и поменьше, снабженные ремешками, чтобы удерживать на месте разные предметы. В самом длинном лежала латунная труба с главным объективом; от времени она потускнела, приобретя оттенок темной древесины. В противоположном отделении хранился треножник того же металла, по всей видимости раскладной. В остальных ячейках примостились стекла круглой формы – прозрачные и цветные, от желтого до черного.

– Похоже, здесь полный комплект, – сказал антиквар. – Где ты его раздобыл?

– В одной квартире, – ответил Ксавье.

– Хочешь, чтобы я помог тебе его продать?

Ксавье чуть помолчал, а потом улыбнулся:

– Нет, оставлю его себе.

– Будешь по ночам смотреть на звезды, – одобрил Клод.

Ксавье, все так же улыбаясь, согласно кивнул. Теперь он знал, чем в выходные займет Оливье.

От бутылки со светло-кофейной жидкостью под названием «Миррор» исходил аммиачный запах. Ксавье отыскал ее в шкафчике с хозяйственными принадлежностями. «Если хорошенько его отчистишь, он у тебя засияет, как золотой», – сказал ему Клод. Антиквар оказался прав. Тряпки Ксавье не нашел и разорвал на четыре лоскута старую рубашку. Голубая ткань покрылась черными разводами, а медь телескопа засверкала. «Я буду завтра. Закройте вечером агентство. Спасибо, Фредерик» – эсэмэску такого содержания он отправил стажеру. Тот ответил немедленно, не забыв поинтересоваться, что обнаружилось в ящике. Новость об астрономическом инструменте не вызвала у Шамуа особого энтузиазма. «Понятно», – коротко отозвался он.

Вскоре Ксавье снял рубашку – от упорных стараний ему стало жарко. Он вынес его в лоджию, на солнышко, и принялся энергично полировать, надеясь вернуть трубе былой блеск. Он почти довершил дело, когда пальцы нащупали под тонкой тряпкой какую-то неровность. Ксавье присмотрелся и обнаружил на поверхности трубы крохотную впадинку размером с кончик мизинца – след давнего удара. Его внимание привлекло еще одно повреждение – чуть выше вмятины виднелась царапина в форме точки с запятой. Ксавье повернул трубу и заметил восемь крестиков, процарапанных по металлу острием ножа, – они располагались точно в ряд, образуя единую линию. Это были косые, так называемые андреевские кресты. Как ни ломал он голову, пытаясь определить, к какому типу астрономических измерений относятся эти восемь значков, так ни до чего и не додумался. Только тот, кто нанес эти кресты на металл телескопа, мог бы рассказать, что они означают. Ксавье снова вооружился тряпкой и стал протирать окуляр – то место, к которому наблюдатель прикладывает глаз. Бывший рукав рубашки почернел, словно вымазанный сажей, зато медь засверкала, и на ней проявилось нечто вроде надписи. Ксавье отложил тряпку и пошел за очками – в последние пять лет у него ухудшилось зрение. Несколько месяцев он еще сопротивлялся, хотя, чтобы прочитать книгу или какой-нибудь документ, приходилось держать их как можно дальше от глаз, но потом сдался и купил в ближайшей аптеке очки для дальнозорких. Да, это точно была надпись, прорезанная четкими красивыми буквами:

«Гийом Лежантиль, королевским повелением».

– Что вы делаете, друзья мои?

– Ловим рыбу, сударь, – с широкой улыбкой ответил кок. С тех пор как они покинули берега Франции, этот человек, завязывавший свои белокурые волосы в конский хвост, готовил им мясистую и сочную рыбу, вкусней которой Гийом в жизни не ел.

– Но я не вижу удочек, – заметил Гийом.

– Верно, сударь, их нет, – с еще более широкой улыбкой согласился кок. – У нас вместо них большие сачки. Смотри, упустил! – закричал он одному из матросов.