Перед сценографами Павлом Каплевичем и Петром Кирилловым стояла нелёгкая художественная задача, как это всегда бывает, когда у пьесы существует богатая сценическая история: от хрестоматийно известных реалистических декораций В. Симова в классической мхатовской постановке 1904 года К. Станиславского и В. Немировича-Данченко до экстравагантного решения В. Левенталя в спектакле режиссёра А. Эфроса (Театр на Таганке, 1975), в котором события чеховской пьесы разворачивались среди могил родового кладбища…

Скупыми средствами сценографы «Современника» создали единое сценическое пространство, организовав его так, что перед нами одновременно и вишнёвый сад, и усадьба, и поле. Поэтическая среда в спектакле призвана служить спокойным благородным фоном для игры актёров, фоном, намеренно не отвлекающим зрительское внимание от психологических нюансов сложных взаимоотношений героев. На обобщённом фоне деревьев с пышными кронами на первом плане – верёвочные качели, садовая скамья, колодец, столы, стулья… Нет стен у этого дома. Неуютно, одиноко живётся ныне обитателям умирающей усадьбы, неуютно, одиноко у них на душе…

Галина Волчек сохранила текст последней чеховской пьесы, написанной в 1903 году, в неприкосновенности. Пронзительный лиризм, сознательная антипафосность – вот главные ориентиры режиссёра. Даже тогда, когда пафос прямо заложен в монологах и диалогах героев, как у Гаева, Пети, Ани, режиссёр предлагает героям не декламировать, а произнести свой текст в несколько иронической интонации и даже прокричать в колодец. Но и это не помогает. Зная трагическую историю России ХХ века, невозможно всерьёз воспринимать возвышенные монологи идеалиста Пети, слушать про его надежды на скорое светлое будущее. Сегодня ожидаешь более дерзкого режиссёрского обращения с текстом пьесы, бесстрашных купюр. Антикварное воспроизведение текста не всегда отвечает интеллектуальным запросам современного зрителя, ведь, как известно, верность духу творца намного важнее верности его букве.

И вряд ли можно сказать, что нас познакомили с новым прочтением чеховской пьесы. Хотя в спектакле, верном традициям русского психологического театра, благодаря режиссёру, появились в образах хорошо знакомых персонажей отдельные новые тонкие штрихи, ранее не раскрытые, хотя режиссёр и постаралась приблизить спектакль к реалиям современности.

Вместе с тем, читателю-театралу, конечно, интересно знать, существуют ли на современной сцене постановки чеховских спектаклей, к которым вполне приложимо понятие театральных новаций?

Проникновенный спектакль «Выстрел в осеннем саду» по чеховскому «Вишневому саду» играли актёры Киевского экспериментального театра в анфиладе комнат одного из старинных особняков на Подоле.

Работа украинского режиссёра Валерия Бильченко представляется истинно новаторской. Бильченко в соответствии со своей переакцентировкой чеховской пьесы дал ей название «Выстрел в осеннем саду». В 1995 году эта постановка была награждена театральной премией «Киевская пектораль» как лучший спектакль, а Бильченко был признан лучшим режиссёром года.

Метафорическое «чеховское ружьё» (Если в первом акте на сцене висит ружье, то в последнем оно должно выстрелить, писал Чехов) в спектакле Бильченко стреляет не метафорически, а по-настоящему. Драма не в только в том, что продан вишнёвый сад и больной Фирс нечаянно забыт бывшими хозяевами в заколоченном, оставленном ими доме. Драма умножена тем, что Ермолай Лопахин, казавшийся на протяжении всего действия самым хватким и сильным… кончает жизнь самоубийством. И психологически у Бильченко такой поворот событий в пьесе совершенно убедителен.