Четвертый зал для заседаний по умолчанию относится к помещению для сделок с вип-клиентами. Беру ключи в подсобке и бойко цокаю на высоченных каблуках по длинному коридору, отделяющему административную часть от клиентской зоны.

Конец рабочего дня, в коридорах горит приглушенное освещение. Я прищуриваюсь, вставляю ключ в замок и толкаю дверь. В кабинете царит творческий беспорядок, бумаги в принтере нет… Черт! Не хватало еще краснеть перед этими важными Шестаками. Снимаю бейджик с блузки, прячу лишние документы в ящики тумбочки, проветриваю кабинет. Прохожусь влажной тряпкой по столу и торопливо скрываюсь в маленькой подсобке, служащей складом канцтоваров, чашек и прочей мелочи. Где же бумага для принтера?

Снаружи раздается звук шагов, журчит приятный голос Оксаны Сергеевны, скрипит открывающаяся дверь и… Нет, мне послышалось, такого не может быть.

– Спасибо вам, Оксана Сергеевна, рад знакомству.

Боголюбов?! Черт, черт! Только не это. Я прижимаюсь лбом к холодной стене кладовки, чтобы привести дыхание в норму. Что здесь делает парень, растоптавший мое самолюбие? Усилием воли я прогоняю поток обидных воспоминаний, сглатываю горький ком в горле и глубоко дышу. Как опытный рыбак, выуживающий улов, извлекаю из памяти знания, которым учила меня Александра Георгиевна.

«Знаешь, Любаша, как посмотреть страху в глаза? Обнажиться перед ним. Обмануть всех. Притвориться, что ты не боишься. О притворстве будешь знать только ты сама, для остальных твое поведение – реальность. Обманешь ум, подчинится тело».

Обманешь ум, подчинится тело… Пока доктор Боголюбов мило щебечет с крашеной коротко стриженной блондинкой, я улыбаюсь своему отражению в зеркале и наполняюсь уверенностью.

А потом он находит мой бейджик на столе…

«Я знал другую, с такой же фамилией… не бери в голову. Видела бы ты ее – настоящий бомбовоз! Бомба, а не девушка. Она может работать вышибалой в клубе, но никак не менеджером солидного банка».

Молодая сучка ржет, а мой сбитый с толку мозг наполняется чистейшим эликсиром ярости. К черту улыбки и притворства! Ярость питает меня колоссальной внутренней силой, разливается во мне, как бензин, и я, громко скрипнув дверью, подношу спичку…

– Добрый вечер, извините за опоздание, – кокетливо произношу и плюхаюсь в кресло, обдавая клиентов запахом своих духов.

Ей-богу, ради того, чтобы лицезреть вытянутую рожу Боголюбова, не жалко двух лет.

– Люба? Это ты? – глухо произносит Мир, напряженно вглядываясь в мое лицо.

«Да, я изменилась, похорошела и работаю здесь! Выкуси, чертов мерзавец!»

– Любовь Петровна, если позволите, – роняю небрежно, укладывая бумагу в принтер.

– Брось, Люба, это же я…

– Вы меня с кем-то путаете, молодой человек. Хотя… – Мир приосанивается и пристально смотрит на меня в ожидании вердикта. – Нет… – разочарованно качаю головой, пробежав по нему равнодушным взглядом. – Мой знакомый гораздо вас выше, шире в плечах и более вежливый.

На лице Дианы застывает такое же, как у Боголюбова, выражение: недоуменное и растерянное. Раздираемая любопытством, она поочередно переводит глаза с него на меня, но Мирослав правильно воспринимает мой толстый намек и замолкает.

Я намеренно громко бью по клавишам, изгоняя гнетущее, внезапно повисшее молчание. Пялюсь в монитор, стараясь не соприкасаться с «важными гостями» взглядом. Боюсь снова утонуть в синей, как летнее утро, манящей глубине глаз парня и растечься безвольной медузой…

– Распишитесь здесь… и здесь, – отдаю бумаги Диане, растягивая губы в неуверенную улыбку.

Она чиркает закорючку под росписями остальных владельцев клиники и молча, уткнувшись в документы, передает их Миру.