— Мы идем?

Вересова стоит напротив и выжидающе хлопает огромными ресницами. Я же за мгновения оцениваю весь ее маскарад и мне хочется взять электронный ключ от номера и вышвырнуть его в окно. Одно плохо — изнутри дверь спокойно откроется и без него, а снаружи… хм… пожалуй, это неплохая идея. Если Вересова после фуршета не сможет попасть к себе в номер, то ей придется попасть в мой. И остаться в нем, конечно же.

А уж там… бутылка вина и минимум одежды сделают свое дело — сдадут ее тело в мое полное распоряжение. От этой мысли член в штанах окончательно твердеет.

— Артем Борисович!

— Минуту, — требую у нее и отворачиваюсь.

Перебираю в мыслях тему, за которую можно зацепиться. Ищу то, что меня не возбуждает. Целый час торжественных речей, точно! Как только кровь со стратегически важного и внешне слишком заметного места активности растекается по остальному телу, оборачиваюсь и, стараясь не заглядывать в достаточно глубокое декольте Вересовой, подставляю ей локоть. Она за него аккуратно хватается своими тонкими пальчиками, и я двигаю к выходу. Подальше от номера, в котором все пропахло ей. Подальше от места, где уж слишком велик соблазн стащить с нее шмотки и, закинув ее стройные длинные ноги себе плечи, дать волю похоти.

Пока едем в лифте, Вересова смотрится в зеркало. Что-то там поправляет в волосах, причмокивает губами. Ощущение, что специально доводит. Знает ведь, что выглядит сногсшибательно. Не может не знать. Сколько я Еву помню, ее самомнение всегда было на высоте.

Чем ниже мы опускаемся, тем сильнее мне хочется зажать кнопку стоп, а затем перестроить маршрут обратно, но створки лифта разъезжаются, и мы оказываемся в просторном холле. Стоит пройти чуть вправо и перед нами располагается тот зал, в котором будет проходить знакомство. Кое-кто уже собрался, но гости все еще продолжают подтягиваться.

На входе предоставляем свои пропуска и заходим. Народу пока не очень много, так что можно спокойно пройтись по залу, выпить по бокалу вина и поздороваться со знакомыми. Вересова же… она кого-то ищет. Я не сразу это понимаю, лишь когда она произносит:

— Я отойду.

Напрягаюсь и смотрю ей вслед. Ева, красиво виляя бедрами отдаляется от меня и тормозит аккурат рядом с Рыковым. Вначале я думаю, что она ошиблась, но нет, он ей улыбается, протягивает ладонь для рукопожатия и Вересова отвечает. Я делаю шаг в их сторону. Рыков — не Никита. Этот, конечно, тоже мудень, но продуманный, самостоятельный и пробивной. Раздражающий сильнее Никиты, которого можно было спихнуть за борт одни пальцем левой руки.

— Гадаев! — меня тормозят на полпути.

— Фирсов! — делаю вид, что рад видеть одного из клиентов фирмы.

— Я был уверен, что ты здесь будешь.

— Правда? А я нет… до последнего думал, ехать или нет.

— Ты один?

— С помощницей.

— С Евой? И где она?

Фирсов осматривается в поисках Вересовой. Вот так работать с той, которая всегда выделяется. Каждый, мать его, ее запоминает и, уверен, в мечтах не только раздевает, но и имеет в разных позах. Прямо, как Рыков в эту самую минуту.

— Как раз иду к ней, — выдаю. — Пойдем поздороваемся?

Я киваю в сторону Евы и решительно шагаю. Фирсов следует за мной. Прямо сейчас я готов использовать его в своих целях — отвоевать Еву у Рыкова и сделать это так, чтобы он ничего не понял.

Зачем она вообще к нему пошла? Неужели моих откровенно говорящих взглядов ей недостаточно или… пора переходить к действиям? Как тогда, во тьме кабинета. На это предложение член в брюках снова подает признаки жизни.

Мысль о том, что именно мы могли бы сделать, не включи Ева голову, приходиться отбросить. В толпе, где находятся преимущественно мужчины ходить со стояком — опасное дело. Поймут неправильно, потом докажи, что стоит у тебя хоть и на задницу, но на вполне традиционную. Женскую, аппетитную, Вересовскую.