Через два года, когда ей исполнилось двенадцать, она вступила в группы восстания. Созданные для борьбы с оккупацией Эло. Девушка всегда рвалась на самые опасные миссии, это свойственно всем детям и подросткам. К ее несчастью, лидеры сопротивления не потакали таким порывам, выбирая задания по силам для одаренного чада.

У нее были слабые предрасположенности к разрушающим магиям, так что боевым колдуном, которых так боялась Теократия, ей стать было практически невозможно. Чары и ритуалы, также не были ее сильными сторонами, хотя пользоваться ими она умела. Однако в одном единственном навыке она превосходила даже мудрейших магов Хеитготта. Она могла перевоплощаться. Это выходило как-то само по себе, ей не нужны были обряды или подготовка. Достаточно было увидеть человека, как он двигается, услышать одно слово. И она могла стать им, не ясно как, но даже поведение и привычки она приобретала от оригинала образа.

С помощью ее способностей, за эти годы повстанцы смогли уничтожить, чуть ли не половину «видящих» средней величины, а также нескольких из высших рангов. Те успевали изрядно подпортить репутацию всех эйниан, а также ослабить ресурсы организации и веру своих приближенных. Позже они просто испарялись в какой-то момент. Хотя умирали праведные политики за несколько недель до всего этого.

Постепенно сопротивление стало официальным органом Хеитготта, тайной канцелярией, отвечающей за саботажи и получение информации.

Диана всегда была холодна с остальными членами канцелярии. Но это было не из-за того, что она стала черствой, наоборот. Ей было тяжело сходиться с людьми, девушка всегда горевала, когда кто-то из тех, кого она знала, умирал в пыточных Эло.

К ней часто приходил глава стратегического отдела. Он давал ей задания. Но чаще бывший принц, одного из павших под натиском Теократии королевств, навещал ее ради бесед. Он был единственным, с кем так открыто общалась Диана после смерти настоятельницы и детей, вызваленных вместе с ней.

– Расскажи о своем детстве, ты всегда отшучиваешься, но я правда хочу узнать об этом больше. – он часто спрашивал про прошлое, пусть даже уже слышал ее истории. А она обычно делала вид, будто не замечала и рассказывала снова.

– Ты ведь и так знаешь. Мерток, как ответственный за информацию, ты в первую очередь ведаешь подноготной тех, кто рядом с тобой.

– Верно, но я хотел бы это услышать от тебя. К тому же, даже я знаю не все.

– Что ж, хорошо, я с детства люблю дорогие, красивые вещи. – она повертела в руках красное яблоко, – Наверное в детстве я просила вместо кукол у отца разные драгоценные безделушки… – Мерток грустно ухмыльнулся, – Хотя кому я вру, у меня ведь не было отца, детства или праздника, по случаю которого, мне могли подарить что-то. – девушка стала более серьезной, распаляясь, – Но это горе случилось не только со мной. Ты и сам знаешь, ты видел это своими глазами также, как и я. Оно происходило и происходит повсюду. Это бедствие зовется Эло, и оно уничтожило детства гораздо большего числа детей, чем то, по которому я могла бы скорбеть. Именно по этому я принесу Эло конец. Своими руками. Чтобы этого больше не происходило.

– Знаю, конечно, ради этого и я здесь. Но все же, объясни, как это? Я видел детей в этих приютах, но не могу понять, что же они чувствуют. Могут ли они чувствовать, что их лишают свободы, когда с рождения ее никто им не давал? Могут ли они верить во что-то, кроме бога Эло, если все, кто вокруг них, верят?

– Я и сама не знаю, – девушка развела руками, в одной из которых был надкушенный плод, – У меня был человек, ответивший на эти вопросы. Моя настоятельница была магом, но ты и сам это знаешь. К тому же она презирала Фос Эйн и «видящих». Могут ли дети, у которых изначально нет альтернатив, прийти к ним сами? Я и сама не знаю. Сколько из них погибло, так и не поняв, в чем была их вина? В том, что они маги? В том, что сомневаются? Не знаю. – она сделала паузу, – А ведь те, с кем мы сражаемся – это те же дети, повзрослевшие, обученные убивать и молиться, но все еще те дети, без выбора такими стать.