– Носатый, поди-ка сюда! – крикнул делец, подцепил отбивную ножом и осторожно опробовал зубы на краешке куска.

С неудовольствием он отметил лёгкую боль в дёснах. Явно ещё пару дней будет донимать, и всё же она не помешает ему сжевать проклятый шмат мяса, как подобает победителю и состоятельному кальварскому господину.

– Тут, капитан.

Колум замер в шаге от стола, обвёл капитанов лисьим взглядом и лениво стянул чёрный берет с головы.

– Какой улов?

Носатый потряс мешочком. Мелочёвка, что у кого нашлось по карманам. Вот тем и плохи спонтанные поединки. Если люди идут работать, а не глазеть, серьёзные деньги никто с собой не потащит.

– Одиннадцать пфеннигов с мюнцерят, двадцать пфеннигов и четыре талера7 – с ребят Даголо…

– Сколько-сколько? – На протянутой ладони среди потёртых двушек, трёшек и увесистых грошей8 лежали настоящие белые монеты. Архиепископ Аргебуржский с талера показал Готфриду благочестивый жест и отвернулся боком, обратно в чеканную позу.

– Карл, ты против меня ставил, что ли?

Франт пожал плечами. Колум помахал беретом и вежливо произнёс:

– Спасибо, герр Даголо, сегодня я буду спать не один.

Да уж действительно, только шлюху и можно на эти слёзки купить. Делец отодвинул мясо, одним махом проглотил то, что оставалось в кружке, и поднялся из-за стола.

– Недожарено, – хватит вкуса крови на сегодня. – Пускай Мясник сам это жрёт.

– Не станешь отца дожидаться? – буркнул Карл с набитым ртом.

– Дойдёшь сам до Вихря, или Берта позвать? – добавила Эрна, окидывая его внимательным взглядом.

Будь мессер Шульц человеком более сентиментальным и наивным, попытался бы разглядеть в этом вопросе заботу – но для этого слишком уж хорошо он её знал.

– Ждать не буду, папенька. По дороге не свалюсь, маменька. Другие вопросы? Нет? – Он нахлобучил на голову чёрный берет – такой же, как у Колума, только украшенный кованой железной трефой. – Тогда мне пора сделать ещё денег.

***

По счастью, своим кусочком Грушевого Сада Готфрид мог управлять, сидя в кресле и держа одной рукой что-то холодное у головы. Какое-то время. Во всяком случае, пока каждый, кого с этого кресла нельзя окинуть пристальным властным взглядом, не начнёт чувствовать себя слишком независимым и ничем ему не обязанным. Трефы – банда небольшая и сплочённая, в какой-то мере даже «приятельская». Пока она оставалась такой, у их капитана в запасе всегда имелось достаточно времени, чтобы оклематься после боя.

В Кальваре много людей, и каждый усердно пашет, как завещал Господь всякому нормальному человеку. Пускай от сохи его и отделила уж пара-тройка предков. А после праведных трудов всякий нормальный бюргер9 желает дать себе волю, отдохнуть всласть и немножко впасть во грех, чтоб было о чём рассказать на исповеди в седьмой день. Пропустить бренди или хоть кружку пива, поблудить, метнуть карты или кости, поставить на лошадь и поорать на ипподроме, молотя кулаком по ограждению; для тех же, кому хотелось крови, в Кальваре дрались псы, петухи и люди. И за всем этим тоже нужно кому-то приглядывать.

Двадцать лет назад лихой кондотьер10 Пьетро Даголо любезно предложил свою кандидатуру и перевешал конкурентов на грушах, которые в Грушевом Саду тогда ещё не повырубили окончательно. Так валонский авантюрист стал видным герром в вольном городе далеко к северу от родных краёв. Кальвар рос на привилегиях, как на дрожжах, и маленькое владение Даголо росло вместе с ним. Теперь ему потребовались собственные «вассалы», чтобы управлять делами, пока сам «барон» сидит в помпезном особняке и утирает сливки с седых усов.

Трефам, скромным и сметливым ребятам в тёмных костюмах и лихо заломленных беретах, достались несколько кабаков и лавок, а ещё закладная контора, в которой Король Треф и расположил «ставку». Самый простой расчёт – где больше всего денег и проще всего оборону держать, там и надо спать. С кинжалом под подушкой и парочкой громил в соседней комнате.