– Довольно! – проревел самогонщик.

Через секунду о пол громыхнула брошенная алебарда, и он начал прямо тут же стаскивать старый колет3, громко сопя и бранясь сквозь зубы:

– Горлодёр мелкий, да я тебя одной рукой размажу…

С каменным лицом Гёц отступил от пыхтящего великана. Руки машинально расстёгивали пояс с пистолетом и кинжалом, крючки на одежде – взгляд пытался охватить поле предстоящей битвы перед воротами.

– Если обделаешься, Даголо тебе оторвёт всё, что Курт не сумеет, – предусмотрительно заметила Эрна, принимая оружие из рук бойца.

– Угу.

Доля истины тут есть, но они ведь оба знали: Гёц Шульц не станет за проигрышную партию садиться.

И тем не менее…

– Если обделаюсь, пусть Берт позаботится, чтобы для Даголо что-нибудь осталось, – сухо ответил он и перебросил через её согнутый локоть дублет4, а за ним и рубаху.

Лицо женщины прорезала кривая ухмылка.

– Да, давай, петушись на здоровье. А я буду присматривать, чтобы тебе хвост не открутили.

– То есть… э-э… как обычно?

Люди собирались в большой круг. Неплохой способ выпустить пар без разбивания морд – и перегонных кубов тоже. Носатый Колум вовсю суетился и жал руки паре громил Даголо, принимая ставки. Трефы времени зря не теряют, даже если их главарю сейчас переломают кости.

Впрочем, за ставками Гёц не следил – сегодня ставили на него, так что ему достаётся забота другая.

Раздетый по пояс, Курт утратил остатки изящности: годы мало кому на пользу идут, особенно годы полной и насыщенной жизни ландскнехта. Но по сравнению с ветеранами с паперти он казался вполне способным соединить твой пуп с хребтом и проделать твоей головой несколько дырок в стенах, чтоб дышалось полегче. Под жирком на пузе и боках угадывалась настоящая броня из мышц, а россыпь уродливых шрамов яснее любых баек говорила о живучести здоровяка. Таких надвигающаяся старость сгибает с большим трудом, и только спустя не один год, потеряв наконец терпение, сметает с ног одним махом.

Самогонщик наклонил голову налево, потом направо, разминая бычью шею, помахал руками, обвёл гудящих зрителей хозяйским взглядом.

– Если ляжешь – Даголо ни пфеннига5 не получит! – крикнул он, оборачиваясь наконец лицом к противнику.

«Лучше бы тебе лечь, – раздражённо отметил Гёц, – не то Даголо сперва мне отвернёт башку, а потом придёт сюда сам и тебя в твоём же бренди утопит».

– Ты скалься, Курт, пока есть чем, – коротко проворчал он вслух и вышел вперёд на полусогнутых, поднимая сжатые кулаки на уровень лица. К чьему бы то ни было разуму взывать поздновато.

Осторожно семеня по небольшому пятачку, они обменялись парой коротких пробных тычков, чтобы прощупать друг друга и заодно разогреть толпу. Курт смотрел сверху вниз, краешек его рта то и дело норовил уползти к весело блестящему глазу. Гёц отвечал сосредоточенным взглядом снизу, держа челюсти и губы плотно сомкнутыми.

Мюнцер наконец ударил серьёзно, целясь в голову. Шульц резко присел и низко зарядил в ответ левой, целясь в живот – кулак соскользнул по вовремя выставленному локтю, но он тут же добавил правой чуть сбоку.

«Угх», – сдержанно оценил великан удар по рёбрам. «У-у-ух!» – громко вздохнула толпа, прикидывая, верно ли поставлены денежки.

Курт ударил снова, на этот раз метя чуть ниже; Гёц отразил выпад и тут же отшатнулся назад, уходя от следующего удара правой – этот бы точно выбил из его головы… что-нибудь скверно закреплённое. Левой он коротко ударил в ответ, отступил перед следующим ударом и снова ткнул, не особо рассчитывая, что удар достигнет цели – нужно пока лишь раззадорить великана.

Старый ландскнехт самую малость припадал на правую ногу. Чем больше приходилось наступать, тем сильнее ему это надоедало, тем больше хотелось задавить малявку и прекратить утомительную пляску.