– В Бембибре? – воскликнул крестьянин, – да ты с ума сошла, девочка!

– Нет, я в здравом уме, – ответила она. И поскольку была уверена в порядочности своих родственников, тут же стала рассказывать о событиях этого дня. Поскольку муж с женой были потомственными арендаторами у семьи де Арганса и, к тому же, их близкая родственница была там в услужении, они считали себя практически членами этой семьи и потому слушали рассказ Мартины с большим интересом. По ходу рассказа не было недостатка в возгласах типа: «бедняжка!», «проклятое тщеславие!», «пренебрегать таким человеком, как дон Альваро!», «подлый граф!» и других в том же духе, которыми они, как люди простые и малоимущие, в естественном порыве выражали свою любовь к донье Беатрис и дону Бембибре, и это говорило о том, что у молодых людей есть немало сторонников. После того как рассказ был окончен, сестра Мартины, подумав некоторое время, обескураженно сказала мужу:

– Ты понимаешь, что этот поступок может нам стоить пастбищ и земель, которые мы арендуем, и более того – мы наживем врага в лице одного из могущественных сеньоров.

– Женщина, – ответил ей бесстрашный Бруно, – как ты можешь рассуждать о землях и пастбищах? Как будто донья Беатрис нам чужая! И самое главное – большинство земель принадлежит сеньору де Арганса, так что нечего рассуждать, когда есть возможность сделать добро. Итак, девочка, – добавил он, ущипнув Мартину, – я иду запрягать кобылу, и ты увидишь, как она мигом домчит нас обоих по этим дорогам туда, куда нужно.

– Пойдем, и не думай, что у доньи Беатрис нет ни капли благодарности, – сказала горничная, тряся кошельком, который дала ей хозяйка. – Здесь больше золотых мараведи, чем ты за год зарабатываешь своим плугом.

– В данном случае, – ответил крестьянин, – пусть твоя хозяйка меня простит, но иногда бедняки делают добрые дела не из корысти, а только из удовольствия. Поэтому, если она станет крестной матерью нашего первенца, когда нам пошлет его Бог, я буду счастлив и буду считать, что мы в расчете.

Сказав это, он отправился, насвистывая народную песенку, на конюшню, где начал седлать кобылу, в то время как его жена, восхищенная решительностью мужа, с гордостью сказала своей сестре:

– Какой мужчина мой Бруно! Ради того, чтобы сделать доброе дело, он готов взлететь выше гор Агианы.

Тем временем Бруно вернулся с оседланной кобылой, войдя через калитку со стороны сада и стараясь шуметь как можно меньше. Сев на нее верхом и посадив Мартину впереди себя, он пообещал жене вернуться до рассвета и поскакал во весь опор. Кобыла оказалась животным выносливым и привычным к тяжелой ноше, и они скоро оказались на плодородных берегах реки Бембибре, купающихся в меланхоличном свете луны, который мерцал в водах Боэсы и других ее многочисленных притоков, по которым, как по венам, разливалась жизнь этой плодородной равнины. Поскольку уже наступила ночь, они, чтобы не разбудить жителей, свернули влево и, пройдя пешком по окраине городка, вышли к замку, который располагался на небольшой возвышенности. И живописный вид его разрушенных стен до сих пор царил над этим прекрасным пейзажем. В такое время все казалось погруженным в мертвую тишину, но шаги караульного по площадке у разводного моста, свет, который освещал комнату в башне и отражался в ее витражах, и тень, время от времени появлявшаяся в окне, давали понять, что не все обитатели замка смогли уснуть в эту ночь. Этот свет пробивался из комнаты дона Альваро, и именно его тень мелькала в окне. Бедному кабальеро не спалось уже несколько дней, по крайней мере, если он не изматывал себя во время охоты.