– Однако мой хозяин, хотя и не граф, но знатен и богат и, вдобавок ко всему, племянник магистра ордена тамплиеров и последователь ордена.

– Отчаянные еретики и колдуны! – воскликнул Мендо.

– Замолчи, несчастный, – сердито бросил через плечо Нуньо, понизив голос. – Если это услышат, тебя распнут на кресте как святого Андрея.

– Не беспокойтесь, – произнес Миллан, от чьего острого слуха не ускользнуло ни одно слово. – Слуги дона Альваро, слава богу, никогда не были доносчиками и не имели таких дурных наклонностей. В конце концов, все те, кто находятся среди рыцарей, стараются во всем походить на них.

– Де Лемус тоже рыцарь и делает немало добрых дел.

– Да, – ответил Миллан, – но только при условии, что есть возможность покрасоваться перед всеми, и немедленно. Но способен ли твой хваленый граф сделать для своего собственного отца то, что дон Альваро сделал для меня?

– Что именно? – хором воскликнули оба его спутника.

– То, что я не забуду никогда в жизни. А дело было так: проезжали мы однажды в жуткую грозу старый мост в Понферрада, у которого, как вы знаете, нет никаких перил. Ревущие волны катились по реке, словно по морю. Внезапно туча у меня над головой раскололась, и молния ударила прямо перед моей лошадью. Та, ослепленная вспышкой, встала на дыбы, и – бац! не успев опомниться, мы оба ушли с головой под воду. И что бы вы думали сделал дон Альваро? Не уповая ни на Бога, ни на черта, он вонзил шпоры в своего коня и бросился в реку вслед за мной. Мы оба едва не утонули. В конце концов мою лошаденку унесло вниз по течению, а я, наполовину оглушенный, оказался на берегу, поскольку сеньор был так любезен вытащить меня за волосы. Когда я очухался, я даже не знал, честно сказать, как его благодарить, в горле стоял ком, и я не мог вымолвить ни слова. А он просто улыбнулся и сказал, мол, все в порядке, парень, не стоит благодарности, успокойся и молчи о том, что произошло, иначе все будут считать тебя плохим наездником.

– Потрясающий случай, клянусь жизнью! – воскликнул Мендо с энтузиазмом, который едва ли вязался как с его вялым темпераментом, так и c его предыдущими высказываниями. – Надо же, и не потерял самообладания! Вот это кабальеро!!! Забери меня дьявол, если такой поступок не стоит столько же, сколько лучшее графство Испании! – Однако, – продолжил он, – если бы не великолепный Альманзор, кто знает, что бы могло случиться… Животные – они такие! – продолжил он, нежно похлопывая по шее своего жеребца с почти отеческой гордостью. – А скажи, Миллан, с твоей-то лошадью что было в итоге? Утонула бедняжка?

– Нет, – ответил Миллан, – она выбралась на берег далеко ниже по течению, и там ее подобрал мавр, раб из храма, направлявшийся в Пахарель за дровами. Бедное животное было так покалечено, что не могло оправиться еще месяца три.

Так, болтая о том о сем, они прибыли в городок Арганса и спешились в родовом поместье своего хозяина, славного дона Алонсо Оссорио.

Благодаря словоохотливости слуг наши читатели, вероятно, уже догадались, в какой ситуации в те времена находились семья де Арганса и сеньор де Бембибре. Однако, поскольку эти сведения весьма разрозненны и могут увести читателей от истинной сути происходящего, необходимо добавить новые, на наш взгляд, существенные подробности, чтобы прояснить ход событий этой печальной истории.

У дона Алонсо Оссорио, сеньора де Арганса, было двое сыновей и дочь; однако один сын умер еще в отрочестве, а второй погиб в первой же своей военной кампании, достойно сражаясь с маврами в Андалусии. Таким образом, все свои надежды дон возлагал на дочь, донью Беатрис, в которой, несмотря на ее юный возраст, уже проявились как невероятная красота, так и талантливая и благородная натура. В ее характере соединились энергия, что отличала ее отца, с нежностью и меланхолией ее матери, доньи Бланки де Бальбоа, чья жизнь была постоянным и убедительным примером доброты, смирения и христианского благочестия. Хотя после ранней потери двух сыновей, ее здоровье, и без того довольно хрупкое, к сожалению, вконец разрушилось, тем не менее это не помешало ей в кропотливом воспитании ее дочери использовать свою образованность, мало распространенную в те времена, взращивая семена тех способностей, которыми природа щедро наградила ее дочь. Не уповая на то, что ее малышка и так красива и любима всеми, она окружила ее нежностью, возложив на нее все свои чаяния и несбывшиеся мечты о будущем. Так и росла донья Беатрис – как лилия, изящная и благоухающая, в тепле материнской заботы и под защитой имени и могущества отца, окруженная со всех сторон уважением и любовью вассалов, которые видели в ней залог облегчения своих невзгод и неизменный источник благодеяний.