– Я не хотела навредить вам. Я пыталась помочь. Прошу, поверьте. – В глазах Шэйден вновь появились слёзы. Она бросила мимолётный взгляд на Киррика, и этого Эбинайзеру было достаточно. Он понял всё.

– Киррик Немисциан, как руководитель Центральной ячейки Ладоса, я приказываю не препятствовать любой направленной на тебя волшбе.

– Кииир? Кииир.

Чары Эбинайзера вихрем ворвались в сознание Киррика и полностью перекрыли ему Поток.

– Киии… – жалобно выдохнул блокировщик и его разум погрузился во мрак.

Чуть только рассвет показал свой красный лик на востоке, обоз Берзы Фапенгера помчал на север. Да, вполне себе помчал: чары «Неутомимости» от таинственного мага из Семинарии, позволяли тянущим за собой тяжелогружённые телеги бизонам и лошадям троллей-конвоиров развивать скорость никак не меньше четырёхсот пятидесяти вёрст в сутки[1]и практически не останавливаться в пути. Первая нормальная остановка с ночёвкой была запланирована лишь на третью ночь. Клыкастые выходцы из-за Северного хребта вполне могли выдержать подобный темп, а вот людям приходилось держать на каждой из одиннадцати телег по два, сменяющих друг дружку, кучера.

Обоз преодолевал версту за верстой: гремел, пыхтел, мычал и ржал. Десять троллей скакали впереди, сгоняя с дороги зазевавшихся крестьян с их подводами, запасающих осеннее сено для скотины. Столько же прикрывали его с тыла, где в своей уютной каретке ехал хозяин всего этого добра.

Пятерых неучтённых пассажиров пришлось размещать раздельно. Байя, козыряя своим статусом пусть и не закончившей Семинарию, но всё ж таки магички, выбила для себя Ляйсан и Бернардин крытую тентом телегу, везущую для слайбьёрнских красавиц изысканные бальные платья, туфельки на кокетливо длинных каблучках и почти невесомые, украшенные тончайшими кружевами и рюшами панталоны из лучших ладосских мануфактур. Барышни удобно расположились среди всей этой роскоши, скрывшись от любопытствующих глаз и вполне комфортно проводили время не замечая тряски. Добродушные и услужливые мужички, бывшие им за кучеров, в пути с разговорами не приставали, а на редких привалах снабжали их всем необходимым. К вечеру второго дня пути они настолько привыкли к своим гостьям, что перестали осенять себя знамением Триглавы при каждом взгляде на Бернардин. Понять их было можно: беглая магичка, не без чар Байи, представлялась всем в виде скрюченной помешавшейся беззубой старушенции-предсказательницы и провидицы всея грядущего.

Брастер нашёл себе приют на одного в повозке с ободами, околоченными толстой, в пядь толщиной, кожей топорогов[2]. В таких телегах дорожные бугры и ухабы были нипочём ни перевозимым бутылкам дорогостоящего вина ни, всё ещё неимоверно гордившемуся собой за столь удачную выдумку, Дыку. В первый же день он быстро подружился со своими возничими. Они болтали обо всём, в три голоса горланили похабные и не совсем трактирные песни, а в придорожные кусты нет-нет да улетала опустошённая бутылка, то ладосского креплённого, то черестинского цветочного, а бывало в полёт отправлялась и тара из-под совсем уж дефицитного и дорогущего вина из далёких земель Базиргани. Однако на второй день Брастер от чего-то резко переменился, стал задумчив и хмур, можно сказать растерян. Пил больше в одиночку, что, впрочем, никак не уменьшило количества порожних бутылок, отправленных украшать отражёнными от своих стеклянных боков лучами солнца, обочину тракта.

Меньше всего повезло Нарциссу. Все другие телеги были «под завязку» и изысканному столичному моднику досталась перевозившая корнеплоды. Кормовая репа, свекла и брюква с центральных земель империи так полюбившиеся троллям севера, стали ему одновременно и перинной и подушкой. Для пущей сохранности в пути купцы не утруждались сбивать с них остатки чернозёма и несчастный столичный модник, проклиная Тёмных, Семинарию, Брастера и отчего-то самого себя проплакал и прокашлял все первые сутки напролёт. После слёзы закончились, а вот кашель остался. Нарцисс с нетерпением ждал обещанной ночёвки на постоялом дворе.