– Случилось наконец, – сказала им Сантэн. – Они урезали нашу квоту.
Они откинулись на спинки стульев и обменялись короткими взглядами, прежде чем снова повернуться к Сантэн.
– Мы ждали этого почти год, – напомнил Абрахам.
– Тем не менее это не становится более приятным, – язвительно произнесла Сантэн.
– Насколько? – спросил Твентимен-Джонс.
– На сорок процентов, – ответила Сантэн, и у доктора стал такой вид, словно он готов разрыдаться.
Каждому из независимых добытчиков алмазов центральной торговой конторой «Де Бирс» назначалась квота. Такой порядок был неофициальным и, скорее всего, незаконным, однако строго соблюдался, и ни один из независимых добытчиков не был настолько безрассуден, чтобы проверять законность системы или пытаться отправить на рынок больше дозволенного.
– Сорок процентов! – взорвался Абрахам. – Да это же просто чудовищно!
– Верное замечание, дорогой Эйб, но не слишком полезное в данный момент.
Сантэн посмотрела на Твентимен-Джонса.
– А по категориям нет изменений? – спросил он.
Квоты учитывали вес в каратах по разным типам камней, от темных промышленных до прозрачнейших ювелирных, а также размеры кристаллов по шкале из десяти, от самых маленьких до крупных дорогих.
– Такое же процентное соотношение, – кивнула Сантэн.
Доктор ссутулился на своем стуле, достал из внутреннего кармана блокнот и начал быстрые подсчеты. Сантэн оглянулась на Шасу, который стоял, прислонившись к переборке.
– Ты понимаешь, о чем мы говорим?
– Квоты? Да, думаю, да, мама.
– Если что-то непонятно, спрашивай, – коротко приказала она и снова повернулась к Твентимен-Джонсу.
– Вы не могли бы попросить их увеличить квоту хотя бы на десять процентов? – спросил он.
Сантэн покачала головой:
– Уже просила, но они мне отказали. «Де Бирс» в своем бесконечном сострадании подчеркнула, что наибольшее падение спроса произошло как раз на уровне самоцветов и ювелирных изделий.
Доктор вернулся к своему блокноту. Они слушали, как его карандаш шуршит по бумаге, пока он наконец не поднял голову.
– Мы можем вообще закрыться? – тихо спросила Сантэн, и у доктора стал такой вид, словно ему легче застрелиться, чем ответить.
– Близко к тому, – прошептал он, – и нам придется увольнять рабочих и сокращать расходы, но мы должны суметь оплачивать издержки и, возможно, даже получать маленькую прибыль, но это зависит от нижней цены, которую установит «Де Бирс». Но, боюсь, сливки будет снимать торговая контора, миссис Кортни.
Сантэн даже ослабела и задрожала от облегчения. Она убрала руки со стола и положила их на колени, чтобы другие ничего не заметили. Несколько мгновений она молчала, а потом откашлялась, удостоверяясь, что ее голос не срывается.
– Квота вступает в силу с первого марта, – сказала она. – Это значит, что мы сможем собрать еще один полный груз. Вы знаете, что делать, доктор Твентимен-Джонс.
– Мы положим заменитель, миссис Кортни.
– Что такое заменитель, доктор Твентимен-Джонс?
Шаса заговорил впервые, и инженер серьезно повернулся к нему:
– Когда мы находим некоторое количество по-настоящему ценных алмазов за один период добычи, мы приберегаем лучшие из них, откладываем, чтобы включить в будущие доставки, которые могут оказаться невысокого качества. И у нас есть запас таких высококачественных камней, которые мы теперь передадим под охрану, пока есть возможность.
– Понимаю, – кивнул Шаса. – Спасибо, доктор Твентимен-Джонс.
– Рад быть вам полезным, мастер Шаса.
Сантэн встала.
– Теперь мы можем поужинать.
Слуга в белой куртке открыл раздвижную дверь в столовую, где длинный стол сверкал серебром и хрусталем и в старинных селадоновых вазах стояли желтые розы.