Он сидел рядом с ней. На нем была старая, но чистая, только что постиранная рабочая одежда из кладовой консервной фабрики. Его собственный костюм, воняющий рыбой и перепачканный рвотой, лежал в багажнике «даймлера».
Его мать не произнесла ни слова с тех пор, как они выехали с фабрики. Шаса украдкой посматривал на нее, боясь ее сдерживаемого гнева, не желая привлекать к себе внимания, но в то же время вопреки собственной воле не в силах оторвать взгляд от ее лица.
Она сняла шляпку-колокол, и ее густые темные волосы, по последней моде подстриженные «под мальчика», шевелились на ветру и блестели, как антрацит.
– Кто начал? – спросила она наконец, не отводя глаз от дороги.
Шаса немного подумал.
– Я не уверен… Я ударил его первым, но…
Он помолчал. У него все еще болело горло.
– Ну? – резко бросила Сантэн.
– Все как будто было заранее подстроено… Мы посмотрели друг на друга и поняли, что подеремся.
Сантэн промолчала, и Шаса продолжил, запинаясь:
– Он меня обозвал.
– Как именно?
– Я не могу повторить. Это грубо.
– Я спросила – как именно?
Ее голос оставался ровным, но мальчик узнал в материнском тоне хрипловатую предупреждающую нотку.
– Он назвал меня soutpiel, – поспешно ответил Шаса.
Он понизил голос и отвернулся, пристыженный таким чудовищным оскорблением, поэтому не мог увидеть, как Сантэн изо всех сил старалась сдержать улыбку и чуть повернула голову, чтобы спрятать искру веселья в глазах.
– Я же сказал, это грубо, – виновато пробормотал Шаса.
– Значит, ты его ударил… а он младше тебя.
Шаса не знал, что он старше мальчишки с траулера, но его не удивило, что об этом знала мать. Она знала все.
– Он, может, и младше, но он здоровенный африканер, просто бык, к тому же дюйма на два выше меня, – попытался оправдаться он.
Сантэн хотелось спросить Шасу, как выглядит другой ее сын. Был ли он светловолос и красив, как его отец? Какого цвета у него глаза? Но вместо того она сказала:
– А потом он поколотил тебя.
– Я почти победил! – упрямо возразил Шаса. – Я подбил ему глаз и разбил в кровь губы. Я почти победил!
– «Почти» не считается, – ответила Сантэн. – В нашей семье мы не побеждаем «почти» – мы просто побеждаем.
Шаса неловко поерзал на сиденье и откашлялся, чтобы облегчить боль в горле.
– Невозможно победить, когда кто-то крупнее и сильнее тебя, – жалобно прошептал он.
– Значит, не нужно схватываться с ним на кулаках, – сказала Сантэн. – Ты не должен бросаться вперед и позволять ему засовывать тебе в горло дохлую рыбу.
Шаса отчаянно покраснел, вспомнив это унижение.
– Ты должен выждать, – продолжала она, – а когда появится шанс, сразиться с ним твоим оружием и на твоих условиях. Ты должен сражаться лишь тогда, когда уверен, что можешь выиграть.
Шаса тщательно обдумал ее слова, рассматривая их так и эдак.
– Ты именно это сделала с его отцом, да? – тихо спросил он.
Сантэн так изумилась его проницательности, что уставилась на сына, а «даймлер» подпрыгнул и вылетел из колеи.
Она быстро выровняла машину, а потом кивнула:
– Да. Я сделала именно это. Видишь ли, мы – Кортни. Нам незачем драться кулаками. Мы сражаемся с помощью власти, денег и влияния. Никто не может нас победить на нашей территории.
Шаса опять умолк, в очередной раз усваивая слова матери, и наконец улыбнулся. Он был так прекрасен, когда улыбался, даже прекраснее, чем был его отец, и сердце Сантэн сжалось от любви к сыну.
– Я запомню это, – сказал он. – И когда встречусь с ним в следующий раз, я буду помнить твои слова.
Ни один из них ни на мгновение не усомнился, что два мальчика встретятся снова – а когда это произойдет, они продолжат схватку, начавшуюся в этот день.