Оказалось, что находиться рядом с девушкой – это невыносимая мука для его мужской выдержки. Егор даже не подозревал, что его воля, в силе которой он никогда не сомневался, будет подвергнута таким испытаниям. Девчонка околдовала его. Все его мысли, все чувства, все эмоции оказались прочно завязаны на ней. От ее запаха, голоса, самой мысли о ней кружилась голова и горячими волнами накатывало возбуждение.
Он хотел ее. Хотел до безумия. Прямо сейчас. Внутренний волк рвался наружу, отвергая все доводы разума, и все, чего он хотел – это уткнуться ей носом в то местечко, при мысли о котором лугару терял контроль над собой.
Уткнуться носом в развилку между ее стройных ножек, которые она так плотно сжимала сейчас, сидя на топчане. А потом вернуть себе человеческий облик и заставить ее раздвинуть эти ножки.
Для него.
Заглянуть ей в глаза. Увидеть в них такую же животную похоть, что снедает его. Увидеть, как страсть затмевает ее сознание, как желания тела отвергают доводы разума. Почувствовать, как ее тело будет плавиться под ним, принимать его, как ее глаза подернет пелена возбуждения, от которого помутнеет рассудок…
Но сейчас он чувствовал только напряжение и страх, исходящие от нее. Она боялась. Боялась его. Но так же он видел, что она изо всех сил старается скрыть от него этот страх.
Такая отважная.
Он поймал себя на том, что любуется ею. Но тут же одернул себя: она враг! Она человек! И если по какой-то нелепой ошибке природы она оказалась его истинной парой, это еще не значит, что он должен принять ее.
Но и отказаться не сможет.
Это сильнее его. Сильнее его человеческой половины. И это противоречие, эта борьба между разумом и инстинктом разрывала его на части и заставляла терять контроль.
Наконец, девушка шевельнулась и тихонько выдохнула. Воздух толчками выходил из ее груди, словно она боялась дышать в полную силу. Егор слышал, как колотится ее сердце, а потому не сделал ни единого движения, чтобы не пугать ее еще больше. Просто лежал и слушал. Осторожно приоткрыл один глаз.
Леся все так же сидела на топчане, не сводя с него глаз. Напряженная, готовая сорваться с места в любую минуту, бежать – вот только куда? Выход из домика был только один, и его сторожил лесной хищник. В растерянности она закусила губу.
Егор закрыл глаза и шумно втянул в себя воздух.
Черт возьми! Сколько еще он так выдержит?
Пять минут назад он выскочил из сторожки именно потому, что больше не мог оставаться с ней в одном помещении. Казалось, его член вот-вот прорвет узкие джинсы, которые были так малы, что трещали по швам, и вырвется на свободу. Возбуждение было настолько сильным, что перекрывало даже боль от ранения.
А вот об этом как раз не стоило забывать.
Ему повезло, что руки Ермилова дрогнули в последний момент, и пуля прошла на вылет. Охотник целился в голову. Если бы не страх попасть в дочь – он бы не промазал. И повезло, что пуля не была разрывной, иначе Егору пришлось попрощаться с рукой. Но хорошего тоже оказалось мало. Пуля, покрытая нитратом серебра, проделала сквозную дыру в его плече, чудом не задев кость, и эта дыра не желала заживать. Время от времени рана покрывалась тоненькой пленочкой, но та рвалась при малейшем движении. И снова кровь текла вниз ручьем.
Егор знал: накладывать повязку бесполезно. Она просто разорвется при обороте вместе с одеждой. Но сейчас, когда все его звериное тело дрожало от возбуждения, а шерсть стояла дыбом от желания прикоснуться к своей паре, он почти не чувствовал боли.
– Х-хороший песик… – это были первые слова, раздавшиеся с тех пор, как погасла лампа. И, судя по тону, девушка сама понимала, что говорит полный абсурд. Но молчать уже не могла – неизвестность ее угнетала. – Ты же меня… не съешь?