Буквально в первые месяцы прихода большевиков к власти, 5 января 1918 года, был выпущен и Декрет о закрытии петроградского завода «Русский Рено», весь персонал – около 3000 человек – получил расчет… А дела-то на этом заводе шли хорошо. За несколько лет здесь выросли новые производственные помещения, было пущено более 600 станков. Все военные годы «Русский Рено» выполнял заказы артиллеристов, корабелов, переоборудовал автомобили для военно-полевых условий. Но основным военным заказом, полученным от Авиационного управления, была сборка разных типов авиационных моторов «Рено» из французских деталей, а также ремонт и производство запасных частей к ним. Для сдачи готовой продукции еще три года назад была построена испытательная станция. И вдруг – совершенно неоправданное решение властей.
На «Русском Рено» в Рыбинске, несмотря на войну, удалось построить основную часть зданий, установить половину оборудования, но окончательному завершению всех работ помешал Октябрь семнадцатого. Французское руководство во главе с управляющим спешно покинуло Россию, прихватив всю техническую документацию, а рабочие попросту оказались на улице. В городе к тому времени уже стояло большинство предприятий. Не хватало сырья, топлива, продовольствия.
Тем не менее Техническая комиссия, направленная на предприятие вновь созданным Высшим советом народного хозяйства (ВСНХ), сделала вывод о достаточности производственных мощностей волжского «Русского Рено» для ремонта 50 автомобилей в месяц. Из протокола от 16 февраля 1918 года: «Комиссия полагает, что пустить завод в ход возможно, и ввиду затруднений с ремонтом автомобилей, которые наблюдаются повсеместно, а также ввиду того, что на работах этих могут найти заработок около 200 человек, пустить завод в ход совершенно необходимо». Завод понемногу ожил, но ни о каких десятках машин не могло быть и речи.
Владимир Климов, слишком долго пребывавший в полном неведении, пришел в отчаяние от столь мрачной картины. Он так стосковался по любимому делу, так рвался к своим моторам, а тут – полнейшая разруха, откровенное равнодушие новой власти, если не сказать большего. «Вот тебе и порог на семь дорог». По какой же идти дальше?
Долго рассуждать не пришлось, в июле 1918 года он перешел на службу в Центральную автосекцию ВСНХ инженером по обследованию заводов.
Владимир уже просто не мог жить без своих моторов. А в дневнике об этих годах появится краткая запись: «Июнь 1917 – ноябрь 1918. С июня 1917 года по ноябрь 1918 года по специальности авиамоторостроения не работал. Из этого времени 4 месяца (с VI.1917 по Х.1917) был без работы, 5 месяцев (с XI.1917 по III.1918) отбывал воинскую повинность, 3 месяца (с IV.1918 по VI.1918) работал инженером-конструктором в технической конторе Общества Коломенских заводов по построению Кулебакского завода, 4 месяца (VII – Х.1918) – инженером центральной автосекции по обслуживанию заводов».
Надежды
Сама жизнь в очередной раз доказала, что ее палитра не бывает только черной или белой. Мир расцвечен разными красками, и даже самые мрачные цвета переходят в радужные, а порой превращаются в приятные пастельные тона. Словно дымчатая вуаль плавно опускается на смоляное крыло ворона…
Николай Егорович Жуковский, ученый с мировым именем, поддержал советскую власть, и его позиция стала знаковой как для российских авиаторов, так и для большевистской власти. От создания отечественной авиации теперь нельзя было отмахнуться, хотя планы нового правительства были совсем иными…
При ВСНХ был создан Научно-технический отдел. Декларировалось, что организация НТО обеспечит всемерное развитие науки, без чего невозможно построение нового общества. Отдел, по рекомендации Ленина, возглавил Николай Горбунов, с первых дней Октября работавший с ним в Смольном. Именно там Ленин заметил интеллигентного помощника в делопроизводстве. Исполнительность и организованность помогли недавнему сотруднику секретариата перейти на работу в Совнарком, а оттуда – в НТО ВСНХ. Именно сюда, к официальному представителю советской власти, потянулись маститые ученые.