Вернувшись из армии, Володя застал всю семью в крайне подавленном состоянии, как будто в доме находился покойник. Мать и сестры, прослезившись, обняли старшенького, приняли его нехитрые солдатские пожитки и провели к отцу. Яков Алексеевич уже третью неделю почти не вставал, лишь изредка просил поднести воды да помочь подойти к иконам. Всего за полгода из крепкого энергичного хозяина жизни он превратился в немощного старика. Увидев Володю, отец тяжело вздохнул, перекрестился и чуть слышно проговорил: «Дождался, слава тебе, Господи. Принимай, сын, все наше нехитрое хозяйство, дальше тяни сам». И как раненый волк уехал в родные владимирские земли зализывать раны.
Мать и ребятишки потянулись за ним. Поскольку Прасковья часто и сильно болела, старшим детям – Вере, Фрузе и Александру – предстояло вести хозяйство, опекая младшеньких, Софье было двенадцать, Ольге – девять, а Леониду – семь лет. Так, в самый голодный и тревожный год Владимир остался в Москве совсем один.
Володя понимал подавленность отца: ему с таким трудом только-только удалось реализовать свою мечту, как совершенно неожиданно все пошло прахом. И с тех пор сын дал себе зарок – никогда не иметь никакой собственности.
Позволив себе недельный отдых, Владимир вновь окунулся в работу. Сначала определился с заработком – поступил на службу в «Акционерное общество Коломенских машиностроительных заводов» инженером-конструктором. Жалование было невелико, но выплачивалось регулярно: их небольшая группа курировала постройку Кулибакского завода, корпуса которого при всеобщем хаосе возводились на удивление быстро.
И конечно, при первой же возможности Климов снова пришел в МВТУ. «Куда же вы пропали?» – воскликнул Николай Романович, крепко обняв своего ученика. Встреча с научным руководителем, а Володя по-прежнему оставался аспирантом Брилинга, оказалась не столь радостной, как представлялось в казенных стенах госпиталя. Николай Романович, со студенческих лет мечтавший о революции в России, теперь без особого энтузиазма рассказывал о деяниях новой пролетарской власти. Так и не добившись своевременного возвращения с фронтов всех своих лучших выпускников, профессор с горечью перечислял Володе имена погибших.
А иные светлые умы отошли от дел или предпочли эмиграцию. Ректор МВТУ – Василий Игнатьевич Гриневецкий – социалистическую революцию встретил враждебно. Сначала он пытался доказать, что полная национализация губительна для России: восстановление и развитие промышленности невозможно без реставрации капиталистических основ и без привлечения иностранного капитала. Но вскоре ему достаточно грубо дали понять, что с такими взглядами стране не нужен даже самый талантливый ученый. Профессор покинул училище и с тех пор ни с кем не поддерживал отношений. (Спустя год, в девятнадцатом, Василий Игнатьевич скончался, подкошенный очередной волной эпидемии.)
Покинул родину Игорь Сикорский, за девять лет подаривший России двадцать пять типов самолетов. «Молодой Советской республике не нужны предприятия, подобные фабрикам духов и помад», – изрек один из руководителей ВСНХ Ларин (Лурье). Авиационные предприятия, и прежде всего Петрограда, мгновенно лишились финансирования и заказов. Производство на них было остановлено. Все это вынудило Сикорского официально оформить документы и через Мурманск уехать во Францию, а затем в США. Директора РБВЗ М. В. Шидловского по закону о «красном терроре» арестовали в качестве заложника и через несколько месяцев расстреляли.
Оказался в немилости не только «Руссо-Балт», плачевна и судьба других предприятий. Новый моторный завод в Александрове, к семнадцатому году достигший проектной мощности, был остановлен. Начавшаяся Гражданская война, интервенция, экономическая и политическая блокада свели на нет все планы развития «Деки».