– Поехали, – добавил Рахим.
Он сел за руль, Салават сзади, а Вадим полез в коляску.
Ехали с полчаса.
– Через километр высадим тебя, – кричал Вадиму Салават.
Въезжали на просеку.
– Если доедем, – повернулся Рахим. – Вон тут швыряет как!
Мотоцикл действительно заносило. Рахим вёл его сейчас совсем медленно. Салавата почему-то это злило.
– Чё ты его жалеешь? – кричал он. – Жми вовсю!
– Ты псих что ли?! – ответил через плечо Рахим. – Перевернуться хочешь? В дуб врежешься башкой – узнаешь.
– Ничё мы не врежемся!
– Нормально едем, не дёргай меня.
– Ну едь, едь, тихоход.
Остаток пути ехали молча. Лес в этой части находился, по всей видимости, под особым покровительством лесников. По обе стороны просеки деревья росли не так, как им хотелось, а правильными рядами. Кроны были пострижены под единый уровень, и хоть сейчас голые ветки не производили этой правильностью никакого впечатления, летом они наверняка выглядели красиво. Почему-то казалось, что вот-вот из-за стволов должна высунуться звериная морда. Этого конечно не происходило. Вадим вообще за всю свою жизнь видел диких животных лишь два раза. Когда-то давным-давно, в глухом детстве, белку, которая на пару секунд показалась сквозь листву, и чуть позже, будучи уже повзрослее – кабана. За кабаном они наблюдали с отцом, довольно долго. Правда с приличного расстояния. Он рылся мордой в земле и противно похрюкивал. Обросший чёрной щетиной, клыкастый – даже на расстоянии было страшно. Он скрылся наконец, а отец сказал Вадиму:
– Все люди – точно такие же свиньи.
Надавив на тормоза, Рахим остановил мотоцикл.
– Всё что ли? – спросил Вадим, осматриваясь.
– Здесь думаешь? – задал вопрос и Салават.
– Дальше везти нет смысла, – ответил Рахим. – Вот сейчас сюда, – махнул он рукой направо, – и прямиком. Идти, идти, никуда не сворачивая.
Вадим выбрался из коляски.
– Три километра говорите? – спросил.
– Три, может четыре.
Он сошёл с просёлочной дороги и углубился в лес.
– В Светлом будешь – заходи! – крикнул на прощание Салават.
– Обязательно, – не оборачиваясь, ответил Вадим.
В магазин ходил редко, но приходилось. Хлеб, крупа – нужно. Старухи перешёптывались за спиной, переглядывались. Её встретил лишь раз. Зашёл, она последняя, смотрела, смеялась глазами.
– Здравствуйте, – сказал. Всем сразу.
Встал следом.
– Здрасьте, – отозвались бабки.
– Здравствуйте, – сказала она.
На голову ниже и со спины совсем хрупкой кажется. Плечики узкие, руки тонкие. Шея – ещё тоньше. Талия, бёдра, ноги. Дотронуться, хотелось дотронуться – и не выдержал, кончиками пальцев, самыми кончиками – по ягодице.
«Ты снилась мне сегодня, – говорил кто-то внутри. – Ты была совсем голой и бежала по полю. А я бежал следом».
Она поймала пальцы в ладошку и сжала. Нельзя, говорила, нельзя. Он не стал больше.
«Я тоже был голый. Мы бежали к реке, было жарко, а она почему-то не приближалась. Маячила вдали, манила – мы всё бежали, бежали».
– Да будет скоро завоз, будет, – лепетала продавщица Валя. – Эту не бери, она протухшая. Завтра-послезавтра привезут.
– Ну, ладно, подожду, – отвечала старуха. Рыбки хочется. Всё постное, да постное – солёненького бы.
«Но мы добежали всё же. Прыгнули с размаху в воду – она холодная, по дну ручьи бьют. Ты брызгалась и не подпускала. Ты гордой была, неприступной».
Она строга, молчалива. Смотрела в окне. Он видел кусочек носа и рта. И ресницы.
«Но я поймал тебя. Поймал, обнял – и целовал. Ты вырывалась, но лишь поначалу. Потом тебе понравилось. Но гордость не позволяла отдаться чувству, поэтому ты не разжимала губ. Просто лежала, закрыв глаза, а я целовал тебя. Ты не разжимала рта, но тебе было приятно».