– Подожди.

Поискала глазами Лену и, убедившись, что ее нет среди подруг, объяснила:

– Сын у Лены в шестнадцать лет погиб под снежной лавиной. Она одна его растила, гордилась им. Столько лет прошло, а горе все равно рвет ей сердце.

Оживление стихло, уступив место тяжелому молчанию.

– Мы не знали. Она все: «Сынок мой Антошенька, счастье мое». Рассказывала, что с юмором он у нее. Зная ее пристрастие, как-то пошутил: «Мама, дикторы канала «Культура» с тобой еще не здороваются?»

– Так вот почему она молча ушла из комнаты, стараясь остаться незамеченной, – после мучительной паузы произнесла Аня, считавшая себя главной виновницей происшедшего и потому особенно больно переживавшая случившееся.

– Ладно, успокойтесь, ничего тут не поделаешь, случайное совпадение. Не ходите за ней, дайте возможность оправиться от нечаянно нанесенной боли. Да, девочки, имейте в виду: у Люды дочка умерла при рождении. Халатность медперсонала. А у Тамары единственный сын погиб в аварии по вине нетрезвого водителя. Не касайтесь этих тем, если они завтра придут, – предостерегла всех Кира. – Да, еще: если вдруг приедет Зина, ничему не удивляйтесь. Временами у нее бывает плохо с головой. Она обезумела от горя. Внук в армии погиб. Теперь она совсем одна осталась.

Тяжелые беды сокурсниц словно придавили присутствующих в комнате женщин.

Кира ушла на кухню.

– Если сын погиб, откуда тогда у нее внучок Андрюша? – недоумевая, тихо спросила Жанна.

Лавина

А Лена еще в самом начале нестерпимо тяжелого для нее разговора подруг ушла в ванную комнату, присела на короб для использованного белья, прислонилась лбом к холодному кафелю стены и окунулась в прошлое. Бурным потоком хлынули бесконечно-грустные воспоминания о сыне, никогда ее полностью не покидавшие. Двадцать пять лет прошло со дня гибели сына, а боль не утихла. Каждый момент того страшного события по-прежнему застилает глаза белой пеленой. А слова, которые он говорил в тот жестокий день: «Мама, ты увидишь, я достоин тебя. Я докажу. Мамочка, ты для меня самый главный человек на свете, самый любимый», – по-прежнему звучат в ее голове.

Снова и снова восстанавливая события того страшного дня, она будто впала в полузабытье.

…Сердце томилось, тосковало, предчувствие неминуемой беды сжимало его, оно дрожало от страха, но она подавляла волнение. Конечно, пыталась распознать загадочные ощущения, которые странным образом у нее возникли. Думала, что сердце так беспокойно бьется потому, что сын первый раз уходил в горы без нее, в связке-двойке с девочкой-однокурсницей, дочерью врача экспедиции. Не сумела она разгадать предупреждение своей чувствительной материнской натуры, не остановила сына. Да и не могла она навязать ему своей воли. Он, юный, не понял бы ее трепетного предчувствия. Этими мыслями она как бы частично снимала с себя вину, которой казнилась.

…Лавина смела и похоронила его единым потоком: узким, мощным, жестким, перечеркнув жизнь ее ребенка и ее жизнь. Секунды смертельной акробатики… и все… Только стон в душе, полный невыразимой безнадежности, что лучше бы ей умереть. Она не плакала, не рвала на себе волосы, не пестовала горькие думы, не баюкала их ложью, лишь почернела и окаменела. Стала похожа на ту скалу, под которой погибли дети. Мысли не двигались в ее голове, тело заледенело. Никаких ощущений: ни запахов, ни звуков, ни боли.

…Дети, милые дети. Они верили, что все преодолеют. Где была верная рука, надежное плечо инструктора?.. При чем тут он? Дети еще не знали, как жестока бывает природа, которой все равно: взрослый ли, ребенок, робот ли попадает под ее жернова. Лавина снега затягивает тебя, и ты как в огромной стиральной машине. А когда она останавливается, ты словно замурован в бетоне… Только родителям до каждой клеточки тела понятна потеря, понятна бездна безысходности. Ей не вернуть единственного, ради которого жила, каждый день совершая героические подвиги: трудовые, бытовые, моральные, нервные, ощущая радость видеть, слышать сыночка, печалиться с ним и за него. Бессонные ночи, аскетизм – тоже ради него. Что теперь осталось ей? Какая цель в жизни, какой смысл?