Следователь мог порадоваться только двум вещам: его подопечный остался жив и получил ценный урок. Без таких молодёжь не учится, даже если доживает до седин. А вот что его пугало больше, чем возможная смерть юнца у него на руках, так это схожая со статуей эманация у напавшего, что ещё была видна его магическому взору. И то, что тот почти успел среагировать на его магию, будто бы сам уже начиная творить какое-то контрзаклятие даже без наличия катализаторов с собой. С его допроса, видимо, утро у следователей и начнётся.
Грязный вид и потрёпанность в крови и грязи стали хорошим бонусом перед входом в нужный паб. До него оставалось ещё несколько кварталов – достаточно, чтобы к Рейнхарду вернулась хладнокровность и привычная рассудительность.
Паб – было слишком громким словом для заведения, в которое, медленно осматриваясь, входил Ильтон. "Драконья Голова", в простонародье просто называемая "Драконом", занимала первые два этажа одного из доходных домов на перекрёстке главных дорог в самой глубине рабочих кварталов. Она оставалась под смогом труб и искрящими от магических молний облаками, позволяя каждому усталому работяге добрести сюда после смены гораздо быстрее, чем до собственного угла в каком-нибудь бараке. Убранство здесь подбиралось соответствующее – скорее прочное и надёжное, нежели красивое: столы и стулья из дешёвого и грубого металла, который здесь достать было куда проще; старомодные деревянные кружки, что редко бились, в отличие от драгоценного в этих местах стекла; и, конечно же, освещение, глядя на которое Ильтон подозревал, что фонари в этих местах если и били, то очень тщательно и с дважды злым умыслом.
Под вечер паб был набит всем, кем только можно: рабочие, пришедшие или только уходящие с прошлой попойки, составляли основной костяк, но не привлекали к себе столько внимания, как раскиданное по всему первому этажу отрепье. Шулера, ставочники, дилеры, информаторы – в чём следователь был точно уверен, так это в том, что, если в этой дыре покопаться, можно найти кого угодно. Будто подтверждая эту мысль, мимо него проскочила весёлая гурьба – то ли пара детей, то ли пьяные карлики, которые, спотыкаясь, убегали на второй этаж под общий гогот. В этот момент, выдыхая, уставший путник мог лишь улыбнуться, радуясь тому, что на поясе он ничего не держал. Его взгляд проскользнул по незанятому пути между столами и пьянчугами, будто бы оценивая все возможные варианты происшествий, которые здесь могли бы случиться, или же пытаясь проследить за неудавшимися карманниками. У лестницы на второй этаж, где те больше всего и спотыкались, Рейнхарду показалось, будто он увидел что-то знакомое: пару невыразительных фигур за дальним столиком, которых от местных отделяли разве что детали для опознания. Шрам на лице, кристаллический фотоаппарат подле… Стоило ему моргнуть, и это наваждение исчезло за спинами и пузами новоприбывших работяг, что заполняли собой место в пабе, где и так было не протолкнуться.
– Тяжёлый день, да? – заметил бармен, приветливо улыбаясь, глядя на замаскированного оберсекретаря. Замаскирован он был так, что сейчас на него, грязного, с запёкшейся кровью на ботинках и костяшках пальцев, без слёз нельзя было посмотреть. – И взгляд такой, будто бы ночь впереди не легче.
– Налей чего-нибудь. От боли. Не душевной, – хрипло выдавил из себя Ильтон, имитируя прикосновение к свежему синяку в районе грудины и слегка складываясь у барной стойки.
– После нашего болеть будешь только завтра, если останешься до утра, – усмехнулся мужчина комплекции кармерийского шкафа. Поставив перед Рейнхардом кружку, он налил туда что-то явно алкоголесодержащее – по запаху уж точно.