Внезапно мне в голову приходит шальная мысль. Я встаю, иду к окну и усаживаюсь на подоконнике.
– Семён, что вы рисуете? Наверное, карикатуру на меня? Немедленно покажите мне листок, который вы прикрыли ладонью, – требует Люсия.
– Нет, это не карикатура и даже недружеский шарж, – говорю я с загадочной маской на лице.
– Так что же это такое?
– Это стихотворение, написанное мной на коленках, которое, в отсутствие белых роз, я хочу подарить вам на память о нашей встрече.
– Да уж, – протягивает Люсия. – Явно не стиль Сергея Есенина. Но идея покрасить вас, товарищ военный, в рыжий цвет мне явно понравилась, нужно над этим подумать, – звонко смеётся она.
Фарид смотрит на часы и кивает головой. Пора прощаться.
Я впервые столь остро ощущаю ущербность положения, в котором оказывается курсант военного училища в сравнении со студентом гражданского вуза. Скорее бы ввели свободный выход в город!
– Жизнь вас, парни, явно не балует, – философски замечает Анжела. – Но вы не грустите. Мы с девочками на прощание устроим вам ангажемент – споём известную песенку «Не плачь, девчонка!». Девочки, начали!
Поют они нам звонкими голосами куплет из этой песни. А парашютистка Анна, надев мою фуражку околышем задом наперёд, задорно топает по комнате строевым шагом.
– Девчонки, мы приедем к вам раньше, чем начнутся дожди, – тепло прощаемся мы с ними.
Фарид на несколько минут задерживается в коридоре с Анжелой, а я выхожу на крыльцо общежития. Моросит мелкий весенний дождь.
Ну вот, и дождь! Я грустно втягиваю в себя воздух. Однако для грусти повода нет. По возвращении из увольнения мы узнаём, что в училище для курсантов четвёртого курса введён свободный выход в город.
И действительно, утром всем выдают пропуска, в соответствии с которыми разрешён выход в город в рабочие дни с 19.00 до 24.00, в предвыходные и предпраздничные дни с 17.00 до 24.00 часов.
И уже вечером этого же дня мы с Фаридом вновь берём курс на общежитие медицинского института.
На наше счастье Анжела находится на месте, и мы втроём идём в гости к Люсии. По дороге Анжела рассказывает, что её подруга живёт со старенькой мамой, которая в настоящее время лежит в больнице. Их фамильный род идёт от польских дворян и имеет два старинных герба. Один прадед у Люсии был директором самого крупного в России станкостроительного завода, а другой – прославленным комиссаром, которого белочехи расстреляли в городе Петропавловске-Казахском.
– Я в своё время от души повеселилась, узнав, что один из фамильных гербов её рода называется «ТРАХ», – говорит Анжела. – Люсии долго пришлось рыться в библиотеке, чтобы меня переубедить, что «трах» – это не то, о чём обычно подразумевают. На самом деле, это золотой коронованный дракон. На территории нашей страны её предки появились где-то в 1820 году.
– Может, пока не поздно, повернём назад, – смеюсь я, – а то вдруг польской дворянке не понравится, что к ней челядь без приглашения в гости пожаловала.
– Люсия не такая, она полностью обрусела, – закатывается в задорном смехе Анжела.
Доселе молчавший Фарид вдруг тоже отзывается юмором.
– Не пасуй, Семён, у меня предки из Золотой Орды, они покруче были, чем шляхтичи.
Нашу именитую особу застаём врасплох, она покрасила волосы на голове и не готова нас принять, в связи, с чем просит немного её подождать. Однако это обстоятельство вызывает у нас шквал новых вымыслов, от которых мы уже валимся со смеху, сидя на скамье у её дома.