У Толстого со Смолой глаза вылезли на лоб, а дядя Армен, отряхивая пыль с густых кудрей, которую он успел уже где-то подхватить, выпрямился, наклонился назад и потянулся: «Спина-а… Эх, совсем здесь всего прадула…»

Кулёк с конфетами он положил на одну чашу весов, а на другую поставил гирьку: «Дабавит ишшо?» Толстый в это время смотрел на какую-то коротенькую пластинку и медленно сглатывал слюну. Сашка посмотрел на него и, увидев одобрительный кивок, сказал: «Давайте!» Дядя Армен снова скрылся за коробками, а Руська процедил сквозь зубы: «Апельсиновая жевачка…» «Ай! – армянин резко выпрыгнул из товаров. – Сипина мая!»

– Греться надо, – посоветовал Сашка. – У меня мамка всегда так делает.

Он взял кулёк, поблагодарил доброго продавца и вывел своих товарищей на улицу.

***

На крыше трёхэтажного дома был чердак с ма-аленьким таким окошечком. Обычно там жили голуби, но после того, как это место облюбовал Санька, птицам места становилось всё меньше и меньше. Да и запах дыма они не любили.

– Ты где махорку эту берёшь? – спрашивал Серёга, разворачивая «Правду».

– Где надо, там и беру… – с умным видом делал самокрутку Санька. – Надо места знать.

– И быстро бегать, – вставил Толстый.

– Это вообще про тебя! – залились смехом Александров со Смольниковым.

Несколько пятирублёвых бумажек валялись, заваленные слоем пыли, рядом с Саниными ногами.

– Сколько там? – интересовался Смола.

– Двадцать пять! – гордо произнёс Толстый.

– Руся, а ты откуда знаешь, я же тебе в руки не давал… – забеспокоился Саня.

– Откуда-откуда… Зрение у меня хорошее. Деньги – это ладно. Вот жевачку взять не успели. Вот это обидно, – вздыхал Руслан.

– Кто не успел? Я не успел? – копаясь в кармане, кряхтел Саня. – Обижа-аешь. На вот – держи. (подал он Толстому со вкусом апельсина).

– Блин! Как ты это делаешь! Когда ты успел?! – поражался Руслан. – Смола! Смола-а! Ты это видел?

Смола, затягиваясь подожжённой самокруткой, не мог отойти от пронзительного кашля, и ему было не до жвачки. Его лёгкие, казалось, выпрыгнут и побегут, приплясывая, по всей крыше. Только бы не оставаться в теле Смолы.

– Э-эй, дружище! Всё-всё! Успокойся! Что ж я не предупредил-то! – припрыгивал с трёхлитровой банкой воды около Серёги Сашка. – На, попей! Попей – отойдёт! Надо б, правда, молока, но его нету. На – пей.

Смольников взахлёб пил холодную воду, кашель уходил.

– А откуда здесь вода? – спросил, вытирая рукавом сырые губы, Смола.

– Вон, – показал на прореху в крыше Сашка.

– Что – вон?

– Дождь, говорю, нацедил, – уверенно произнёс Александров и, заметив недоумение на лице ребят, добавил. – Да ладно, из дома принёс. Я предусмотрительный.

Прошло пятнадцать минут, и все трое курили самокрутки. Правда, Толстый это делал не в затяг.

– Эх, толстопузый опять халтурит… – втягивал Смола.

– Ничего это я не халтурю…

– Тихо, – вскочил Санька. – Кто-то во дворе орёт!

Все примкнули к маленькому окошечку и смотрели, как дядя Армен мечется по двору.

– Гдэ Санка? – спрашивал он у малышей, играющих в песочнице.

– Какие санки? У нас свои! Не брали мы ничего! – перебивали они его.

– Светлый такой, глаза впалый, хытрый, зараза, ириска ему нада… Эх! – Армен махнул рукой. – Пятнацат капеек у них толка! Накупили! Шоб у них слиплась всо!

Парняги отпряли от окна. «Уходит, каэца», – прошептал Смола. «Да… – еле слышно сказал Толстый. – Но что теперь буде-ет..?» «Ничего не будет! – уверенно говорил Александров. – Скажем, ириски купили да и ушли. А у кого, чего пропало… Не важно!»

– А куда мы деньги денем? – встрепенулся Смола.

– На дело двинем, – с умным видом качал головой Санька.