Челифер споткнулся, упал и не мог встать. Его подняли, привязали, заменили Мариком, и у него не было никаких сил сопротивляться. Он еле-еле успел осмотреться, увидел мрачные серые домишки, пыль, свалки мусора, как они снова поехали.

Челифер сидел на повозке, привязанный левой рукой к ободу колеса. На каждом обороте руку тянуло вниз, Челифер бился головой о булыжники и всё забывал.

– У тебя же правая рука свободная, – сказал Марик, тянущий повозку. – Почему ты просто не отвяжешься?

– Как-то не приходило в голову, – сказал Челифер. – Сейчас.

Однако он тут же ударился головой и всё забыл.

– Мы едем, – говорил Марик, – потому что не можем не ехать. В этом смысл жизни. Куда-то двигаться, что-то менять. Тешить себя иллюзией, что…

Челифер стукнулся головой.

– … этим и отличается диалектика от метафизики, – говорил Марик. – Так, да не так. Не чёрное и не белое. А на самом деле инь-янь, когда вращается, как раз и выглядит серым, да и зебра со своими полосками на бегу превращается в лося….

Челифер стукнулся головой.

– Есть же, в конце концов, роботы специализированные, везуны или повозчики, а то и тягальщики, – говорил Марик. – Использовать меня, который умеет нести чушь профессионально без остановки несколько часов, отвлекаясь только на самоподзавод, совершенно неэффективно.

Челифер стукнулся головой.

– Приехали, – сказал левый Фил.

Повозка стояла посреди страшной грязи, которая доходила до самых осей. Вокруг разбросаны были маленькие строения, похожие на каменные сараи, а с неба сыпалась белая мокрая крупа, и от этого ночь казалась практически днём, а может, это и был день.

Челифер спрыгнул с повозки, забыв, что привязан, и у него отломилась рука.

– О, – сказала ЧМЗАП. – Раз тебе рука не нужна, дай погрызть.

– Не дам, – ответил Челифер. – Назад приделаю.

И он принялся прикручивать руку назад к плечу, пока их с Мариком куда-то вели. Когда же всё было закончено, и рука стала вращаться и гнуться лучше прежнего, он вдруг понял, что находится в просторной мрачноватой комнате с низким потолком, где не было окон, зато горела одинокая лампочка в углу.

– Где это мы? – спросил Челифер.

– Как я понимаю, это тюрьма, – ответил Марик. – Тут Филы будут нас держать, пока принцесса не придёт за нас вступиться. Тут-то они её и схватят.

– Зачем? – не понял Челифер.

– Они умерли, но не прекратили враждовать, – сказал Марик. – Кажется, смерть вообще ничего принципиально не меняет. Северный Тонтнонн отомстит Южному, потом Южный Северному, и так без конца.

– Ну, хорошо, – сказал Челифер и стал осматривать помещение.

– Хорошо? – удивился Марик. – Что же в этом хорошего? Вместо того, чтобы дружить, сотрудничать и проводить время с пользой, целые страны занимаются бесконечной войной. Могут даже принцессу убить, понимаешь ты это?

– Не могут, – сказал Челифер, – она уже мёртвая. Как и я. Однако ты прав. Если подумать, мне это тоже не нравится. Да и сидеть здесь совсем не весело. Значит, надо выбираться. Ты поможешь мне найти выход?

– Что ж, – сказал Марик, – помогу. Однако тем временем продолжу своё занятие. Я так долго молчал в реальной жизни, что пришло время выговориться. Люди вообще существа довольно странные. Они тратят половину жизни, а то и больше, на то, чтобы вырасти, научиться куче разных вещей, а вторую половину на то, чтобы заниматься ерундой, забывая всё, чему их учили. Почему нельзя учиться на ошибках других? Зачем нужно совершать все ошибки заново?

Пока Марик говорил, они обследовали каждый клочок комнаты, обнюхали каждую пылинку. В помещении не было ни входа, ни выхода. Вообще ничего в нём не было, кроме Челифера, Марика и лампочки.