– Я-то решу, но хотелось бы учесть твое мнение, – продолжал хитрить абверовец. – Такие, как ты, в штабе нужны: пишешь по-русски грамотно, красиво… Ну, так как? Только честно!

– Если честно, то лучше бы, конечно, в какое-нибудь другое место, скажем, в гараж, в мастерские… Протирать штаны, откровенно говоря, уже надоело.

– В гараж хочешь? – подумав, переспросил шеф. Он успел уже сделать определенные выводы. – Что ж, можно и в гараж. Ты же написал тут, в своей биографии, что на гражданке работал автослесарем.

– Да, было такое… Перед войной… Пока не упекли за решетку. Правда, набить руку как следует не успел, но кое-что могу.

Хрусталев действительно какое-то время работал в гараже. Тюрьма понадобилась лишь для легенды, а на самом деле в канун войны его призвали на службу в Пограничные войска. Навыки автослесаря ему пригодились и на границе, и на войне. Почему бы и теперь не воспользоваться ими? Конечно, его главная, так сказать стратегическая цель – штаб, но он и не рассчитывал, что путь туда будет прямой и легкий. Терпение и еще раз терпение, тем более что есть. Центру нужна достоверная, из первых рук информация о действиях Баркеля и его команды, чтобы полностью нейтрализовать их. Фронтовое затишье вовсе не означает затишья в деятельности военных разведок, тайные сражения непрерывны. Пушки молчат, но за линию фронта, на восток под покровом ночи пробираются зафрахтованные абвером «юнкерсы» и «хейнкели». Не для бомбежек, нет – они сбросят груз, таящий в себе не меньшую опасность. Освободившись от парашютов, тщательно заметя свои следы, посланцы абвера не мешкая займутся сбором для командования вермахта важнейшей информации. С этого и начинается подготовка будущих фронтовых операций.

Приземлившихся среди ночи шпионов – так называемых курьеров и радистов легче изловить, если заранее известны пункты их назначения. Вот тут-то и должен проявить себя Хрусталев, подсказать Центру, хотя бы ориентировочно, когда и в каком районе следует встречать непрошенных гостей. При этом весьма желательно сообщать и кое-какие данные о них: внешние приметы, присвоенные им абвером клички, характер заданий.

Разумеется, гараж – не самое подходящее место, где можно регулярно, а главное, оперативно добывать столь секретные вещи. Однако на пути к станциям существуют разъезды и полустанки, их не минешь. Так что иди пока в гараж, постарайся и там оказаться полезным.

И Хрусталев старался. На встречи со своим связным шустрым, разбитным пареньком из действовавшего поблизости партизанского отряда он являлся не с пустыми руками. Однажды принес начерченный со всеми подробностями маршрут, по которому должны были доставить на полевой аэродром очередного шпиона. Тот взлетел в воздух прежде, чем прибыл к самолету, – на партизанской мине.

Баркель рвал и метал. С неимоверным пристрастием допрашивал шоферов, автослесарей, дежурных гаража и даже уборщиц. Тех, кто сбивался и путался в ответах, отстранял от работы, а вызвавших наибольшее подозрение, переводил в зондер-лагеря – там умеют вытряхивать из человека душу, раскалывать так называемых тайноносителей. Однажды шеф нагрянул вместе со своим помощником – гауптманом Шустером. Павел впервые увидел его таким: горящие глаза со страшно расширившимися зрачками, вздувшиеся на висках жилы, перекошенный рот с тонкими вздрагивающими губами. Неужто он верил, что, вселив в души людей как можно больше страха, ему удастся выявить виновника? Или хотел до такой степени запутать, чтобы избежать неприятностей в дальнейшем?

Успокоение все равно не приходило, Баркелю хоть на ком-нибудь да хотелось сорвать бушевавшую в нем злость. Тут-то и повернулся под неостывшую руку шефа писарь Кусаков. Надо же было ему додуматься – просить Баркеля направить с заданием в русский тыл. Дескать, скоро уже и война закончится, а он еще не участвовал ни в одном серьезном деле. Ценнейшую информацию обещал принести. Вот только кому? Не чекистам ли? Кусаков нафарширован секретами как никто другой, не один год проторчал в штабе, столько разных бумаг через его руки прошло! Кого-кого, а шефа на мякине не проведешь. Сам выдал себя, с головой. Отныне место писарю не в штабе, а в зондер-лагере. Там с такими не церемонятся.