– Даврит! Слава! – хором грянули готы.

– Клянемся перед богом служить тебе все. И те, кто остался в домах своих, тоже принесут эту клятву, – произнес Феодагат, высоко держа голову. – Как только скажешь, будем все с тобой в любом деле. В походе или на пиру. Мечи наши и жизни наши отныне твои.

– Клянемся! – закричали воины.

Амвросий зачарованно следил за происходящим. Он принимал на веру все, что видел и слышал. Сердце ребенка замирало. Голод утихал и забывался. Даврит виделся мальчику могучим и несокрушимым, его непременно должны были бояться и уважать все – даже враги. Малыш не находил слов, чтобы описать свой восторг. Воодушевление готов охватило и его, словно бы клятва варваров была и его клятвой.

– Вы приняли от меня землю для домов и хлебов своих. Примите и угощение с дороги, – продолжал князь, разъезжая перед новыми дружинниками. – Пусть сладкий мед на пиру скрепит нашу клятву на веки! Принимаю вас в союзную дружину, а рода ваши в наш союз.

– Слава! Даврит! – вновь грянули сотни голосов.

«Какой же он красавец!» – подумал Амвросий.

Празднество шло всюду. В просторных домах, на улицах – везде стояли накрытые столы. На них во множестве громоздились хлеба и всевозможные пироги. Мяса, вина и меда имелось вдоволь. Целые туши жарились на вертелах. Сладким потоком лился дурманящий разум мед. Из бочек он попадал в глиняные объемные кружки, проливаясь потом в раскрытые рты. Языки пьющих щелкали от удовольствия, а нутро их рычало. Песни лились вместе с вином. Готы и дружинники-склавины братались, клялись не покидать друг друга в бою.

Феодагат и другие вожди пировали у князя. Могучей рукой поднимал Даврит свой полный вина золотой кубок за удачу в будущем походе, за дружбу и храбрость. Десятки чаш взлетали с ним вместе. Грозно ревели голоса в клятвах и боевых гимнах:

Все вокруг было новым для Амвросия. Готы усадили мальчика рядом с собой в длинном низком доме. Здесь, как и всюду, стояли полные угощений столы. С наслаждением малыш принялся за еду и питье. Никогда в жизни он не видел столько вкусной пищи. Всеми рыбными и ягодными пирогами, тушами быков, свиней и баранов можно было, наверное, ни единожды накормить тысячу голодных мужчин. Удивительным образом все эта пища за один вечер должна была уместиться в гораздо меньшем числе животов.

«Вот это встречают нас, – думал мальчик, уплетая кусок жирного рыбного пирога. – Вот это праздник, настоящий, а не пастушеская скудная пирушка с кислым вином». Он припомнил последнюю попойку пастухов с руганью, дракой и зажаренным больным тощим козлом, от которого ребенку перепали лишь обглоданные кости. Пьяные мужчины бросали их мальчику словно собаке.

Смех и песни не утихали повсюду. Горделиво ревели за стеной боевые кличи. Не лаяли только псы. Сытые лениво валялись на полу, а голодные с просящими взглядами ожидали лакомых костей.

– Хвала Иисусу, я нашел все, что хочу от жизни, – шутливо кряхтел Алавив, орудуя ножом в румяной кабаньей туше. – Ведь как хорошо, когда вино и мясо заполняют живот.

– Такой живот и щадить не хочется! Верно? – хмыкнул слегка захмелевший мордастый гот. – Хорошо мясцо зажарили. Молодцы!

– Давай вырезай кусок посочней! – произнес бородач с разбитой переносицей. – В кабаньем сале заключено все мужское счастье. Ведь если не поесть-то и не поспать, а если и не поспать, то и не полюбиться всласть. Это еще мой дед сказывал. А уж головную боль вином без жирного ломтя и вовсе не разогнать!