– Так что это за войско такое, струг разбойный побившее? – невзначай задал вопрос Иннокентий.

– Войско то называется… отр… рядок… твою нехай! Рать «Меркурий», во как.

– Наверное, и воевода у рати есть?

– А как же, боярин Лексей. А с ним сотник рязанский. Савелий с нами из Мстиславля шёл, а потом у грека этого остался.

– И как, преуспела рать в воинском деле?

– Хм-м… – усмехнулся Евстафий, – скажешь тоже, преуспела. Они выгонцев полупили, глазом моргнуть не успел. Полсотни татей было, грохот, треск, а как глаза открыл, то они уже на ладье нашей.

– Кто на ладье, тати?

– Не, меркурьевцы. Лихих людишек к тому времени ужо в реку скинули, а воевода их, значит, к Пахому Ильичу подошёл и лыбится так, словно комара назойливого прихлопнул, а не людей жизни лишил. Струг подарил, а он, новый в Новгороде, худо-бедно дюжину гривен стоит. Этот, конечно, и на треть от цены не потянет, но всё ж. О чём это я, а… вспомнил. Так вот, пожелал, стало быть, он счастливого пути, прыг в свою лодку и был таков.

– И сколько было меркурьевцев, тоже полсотни? – Иннокентий задал вопрос и в то же время как бы усомнился в правдивости рассказчика.

– Пятеро их было, в бронях оранжевых, шеломах зелёных, с самострелами, злые как черти.

– Пожрать бы чего, – вдруг сказал Иннокентий, – у тебя есть, что на зуб кинуть?

– Пирожки вчерашние, будешь?

В это время в лавку зашёл покупатель, и приказчик стал заниматься своими непосредственными делами, пополняя казну Пахома Ильича, помня о собственном наваре, и напрочь забыв о разговоре с монахом, словно и не было его.

Вечером того же дня, Иннокентий докладывал настоятелю о разговорах среди торгового люда, денежных потоках и появившемся на берегу Сожа грозном отряде «Меркурий», воины которого играючи разделались с пиратским стругом. Мало того, спасая купца, не проявили алчности, а даже наоборот, отдарились. Именно последнее обстоятельство заинтересовало церковного главу. Какой смысл рисковать жизнями, если с этого ничего не получать? Ответ напрашивался сам собою. Этих воинов добыча интересовала постольку-поскольку, так как у них стояла явно другая задача и тати оказались в неудачном для себя месте и времени. Но было и ещё одно обстоятельство, о существовании которого мало кто знал. В начале года настоятелю стало известно, что то ли в Смоленск, то ли в Киев с какой-то миссией направляется доверенное лицо патриарха. Наличие же какого-то воинствующего грека, действующего без всякой логики, только усложняло и без того сложное уравнение политических сил. Посему церковник решил перестраховаться.

– Интересно, пусть людишки Одноухого разнюхают там всё. А ежели удача будет сопутствовать, то нехай разорят гнездо бесовское. Негоже нам иметь глаза лишние в том месте, сам знаешь, кого ждём, иди с богом.

Настоятель перекрестил спину монаха, скорее по инерции, чем из чувства долга, поправил рясу и пошёл по направлению к подвалу, где сидел Пахом Ильич, обучая тощего служку премудростям работы швейной машинки.

Новгородец оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны, после щедро проплаченного молебна об успехах торгового начинания Пахома Ильича, механического подарка, оцененного купцом в четверть пуда золота, он получил благословление своих трудов и какого-то попа в свою лавку, который должен был своим видом показывать, что бесов в товаре нет. С другой стороны, купец должен был показать, как работает механизм, и обучить с ним обращаться. Вот в этом и была загвоздка, данный в обучение двенадцатилетний служка при церкви был очень трудолюбив, но абсолютно бестолков. Ильич стал раздражителен, ученик постоянно прерывался на молитвы, отвлекался во время объяснения, шпулька с ниткой из рук подростка выскользнула и закатилась в щель, между кирпичами, которую в затемнённом помещении и найти сложно, не то что достать. С трудом выковыряли. Перенести урок на следующий день или уйти Пахом не мог, и дело было не в слове, данном настоятелю, обучить отрока. Дверь была заперта снаружи. Один раз принесли поесть, ему было на один зуб. Голод, придурок, молившийся на коленях в углу – всё бесило купца, Ильич даже хотел поколотить мальчишку, но в стенах храма не рискнул. Невдомёк было, что столь искусно разыгранный спектакль с полоумным служкой имел задачу довести психику новгородца до белого каления.