– Эх, мы бы им показали! – тосковал Ю-во, обращаясь к своему брату по разуму, большому дымчатому коту, трехлетнему забияке и ловеласу. – Как люди говорят, кто в лес, кто по дрова. Вот и наломали дров. И пенсию второй месяц, блин, не несут. Конечно, воруют, но губят страну больше не из корысти, равнодушия или злого умысла, а от неумения. Никто не учил их. Правда, и учиться-то они не хотят. А надо было сперва сделать вот как…

Тут Борис Алексеевич, хлопнув еще пятьдесят, переходил к развитию сложной социально-экономической теории. Кот внимательно слушал, и только под конец засыпал, когда Ю-во начинал путаться и переходить на родной полузабытый язык.

А в общем, как у большинства россиян, все у Бориса Алексеевича было нормально. Сын помогал, зятек не забывал, пенсию иногда приносили, и в лаборатории он еще немного подрабатывал. И мог себе позволить посланец разума посидеть у костра в дальнем углу старого сада, вспомнить о былом, помечтать о будущем…

Вечерело. Жена что-то не возвращалась с базара, и Борис Алексеевич уже стал волноваться. Впрочем, он был уверен, что Полина зашла к какой-нибудь знакомой женщине в городке и пьет с нею чай. Она была из тех людей, с кем неприятности почти не случаются. И слава богу.

Да и с самим Борисом Алексеевичем неприятности, или даже яркие события в последнее время практически не случались. Вот, в сад залезают, забор проломили. Да это у многих так. А еще – да за последние год-полтора и не вспомнишь ничего.

И все же было у него какое-то странное, ни на чем не основанное ощущение того, что скоро непременно что-то должно случиться. Он гнал от себя эту мысль, ухмылялся, сердился сам на себя. И сейчас тоже – махнул рукой в направлении кустов смородины, по-старчески крякнул, закурил. И задремал с потухшей папиросой во рту, стал носом клевать.

И вдруг – чуть со стула не свалился от шума и свиста за спиной. Оглянулся. Прямо на картофельное поле вертикально опускался светящийся металлический цилиндр – метров пять в диаметре и двадцать в высоту. Опустился на картошку и потух – лишь внизу, у земли, что-то светилось. Из дома напротив вышел встревоженный сосед, осмотрелся, но как будто ничего не увидел, покачал головой и удалился. Темный цилиндр закрывал полнеба, но пришельцы научились быть незаметными для взора землян, и только Борис Алексеевич видел корабль. Точнее, спускаемый аппарат. Что это такое, Ю-во понял сразу. Еще двадцать, ну, десять лет назад он бы бросился навстречу с радостным криком, ломая кусты. Но сейчас только привстал и тихонько заругался. Даже волнения не ощутил – почти.

– Не могли чуть правее приземлиться, сволочи, – сквозь зубы произнес он. – Картошка должна была первосортная уродиться, с Тамбова семена вез. Теперь, небось, и половины не соберешь.

Они вышли сейчас же после посадки, трое. В полумраке их было хорошо видно по светящимся одинаковым костюмам. Все высокие, стройные, молодые, похожие друг на друга, как оловянные солдатики. Один шел немного впереди и выглядел чуть старше остальных – видимо, он руководил экспедицией.

Борис Алексеевич стоял напротив них, шагах в десяти – маленький, толстенький, лысоватый, седой, раскрасневшийся от водки. Три красавца-лебедя и один гадкий утенок… Жестом он показал на деревянный стол и скамейки под старым дубом – присаживайтесь, мол, поговорим.

– Мы явились за вами, Ю-во, – сказал по-русски старший, когда все четверо уселись за стол в саду – они с одной стороны, Борис Алексеевич с другой.

– Ну, за встречу, – равнодушно, дежурно произнес Ю-во и выпил. – Вам не предлагаю, поскольку знаю, что непьющие вы.