– Не слишком ли сложный путь? И если у девочки был этот самый яд, не проще ли было принять его, растворив в воде?

– Абсолютно верно. Это никак не суицид, уж поверь мне. Я, конечно, не следователь, но обеих девочек убили.

– И Шляпкину тоже?

– Безусловно. Они погибли от одного и того же яда. Причем ни одна из них не сопротивлялась, понимаешь? Девочки приняли этот яд самостоятельно, но, вероятно, не зная, что это такое. Думали, витамины. Ни следов борьбы, ни чужого эпителия под ногтями, ничего. Впечатление, будто бы они скушали смертельные дозы в спокойной домашней обстановке. Знаешь, встала девочка Мила утром, зашла на кухню, достала капсулы, выпила, запив водой, и… умерла.

– А как же записка?

– Да, мне сказали, что на столе в кухне Казанцевой была обнаружена записка недвусмысленного содержания, мол, прошу винить в моей смерти учительницу по физике. Бедная женщина! Вероятно, и есть твоя одноклассница. Конечно же, она ни при чем.

– Герман, расскажи мне… В школе мне сказали, что Мила была увлечена учебой, такая серьезная девочка, потенциальная золотая медалистка. И полное отсутствие личной жизни.

– Отнюдь. Она жила активной половой жизнью.

Лиза, которая и без того предполагала, что дружба с Тиной Неустроевой не могла не повлиять на моральный облик отличницы, тем не менее удивилась.

– Активной, значит?

– Да. Но в день смерти у нее не было полового контакта.

– То есть изнасилована она не была.

– Нет.

– Что еще?

– Совершенно здоровый ребенок.

– Да, конечно, ребенок. Хорошо, а что с Тамарой Шляпкиной?

– А вот она была девственницей. В крови, помимо этого яда, не было обнаружено ни наркотиков, ни алкоголя… В общем, нормальные школьницы.

– Спасибо, Герман.

Лиза вышла из морга, села в машину и позвонила Сергею Мирошкину, знакомому следователю.

– Сережа, привет! Я сразу по делу. Ты не знаешь, кто ведет дело о самоубийстве двух школьниц – Казанцевой и Шляпкиной? Ты? Вот это настоящая удача! Послушай, Сережа, мне очень нужна твоя помощь… Можно, я к тебе подъеду? Прямо сейчас? А лучше всего, если мы с тобой пообедаем где-нибудь. Я угощаю. Заодно расскажу тебе все, что знаю.

Через полчаса они уже сидели в ресторане «Тройка», ели куриный суп и поджидали кулебяку.

Сергей Мирошкин, скромный, с бледным лицом и умными карими глазами следователь прокуратуры, ел вяло, чувствовалось, что он очень устал и несколько дней толком не высыпался.

– Что с тобой? Ты очень плохо выглядишь, – сказала Лиза.

– Работа, – ответил Мирошкин со вздохом. – Ты знаешь, мне очень нравится моя работа, но иногда такое впечатление, будто бы у меня батарейки садятся, понимаешь? Так много всего за последнее время навалилось, и хотя дела идут неплохо, то есть я хочу сказать, два дела, на которые я трачу все свое время, продвигаются, явно не висяки, я точно знаю, кого ловить, но у меня просто не хватает доказательств… Такое чувство, будто бы меня водят за нос. Но я все равно схвачу этих мерзавцев…

– А я тебя еще нагружу, хорошо? Ты ешь, ешь и слушай. Значит, так. Думаю, что официального заключения судмедэкспертизы по этим двум девочкам у тебя нет, а к Гере ты зайти еще не успел, так вот, я тебе кое-что расскажу…

И она рассказала о своем визите к Турову.

Мирошкин присвистнул:

– Хочешь сказать, что смерть этой… Казанцевой может быть связана с ее личной жизнью?

– Я больше чем уверена. Конечно, если бы она была беременна, то мотив убийства был бы еще более понятным. А так… Мне бы очень хотелось узнать, кто ее любовник, понимаешь? Поскольку в день смерти она не имела полового контакта, то и взять ДНК человека, с которым она находилась в связи, невозможно, но все равно где-то он наследил, понимаешь меня?