Конечно, борьба за «Виолу» была не такой драматичной и закончилась быстро – чего там делить?

Со стороны это зрелище наблюдал и Эдик Киршбаум, до семи лет росший в детском доме, о чём я узнала уже после школы. То ли его немецкая натура, то ли строгое детдомовское воспитание не позволили ему участвовать в этой битве за плавленый сыр. Смириться же с тем, что все накинулись на «Виолу», вкусную сайру в масле и другие консервы, а варёную колбасу, по его словам «относящуюся к скоропортящимся продуктам», оставили без внимания, он тоже не мог.

После ужина Эдик конфисковал все продукты и выдавал их строго в соответствии со сроками их хранения и в необходимом и достаточном количестве. Если бы не он, мы бы попировали пару дней, а оставшиеся три нам пришлось бы положить свои молодые зубы на полку.

На второй день почти все ребята пошли на ледник, а я предпочла остаться на базе, отшутившись известной поговоркой:

– Умный в гору не пойдёт.

Витя Попов не преминул меня поддеть:

– Какая же ты умная, если в гору уже пошла.

– Вот я и говорю: пошла, и враз поумнела, – парировала я, на самом деле ужасно сожалея, что я такая слабачка, ведь мне так хотелось взойти на ледник вместе с Витей, который мне очень нравился.

Витя не был красавцем, но его бледное удлинённое лицо с голубыми глазами имело выражение спокойной уверенности, подчёркиваемой мягкими, неторопливыми движениями высокого стройного тела. Врождённый вкус, чувство юмора, хорошо подвешенный язык и широкая осведомлённость во многих вопросах, сходившая за начитанность, неминуемо выдвинули его на место «первого парня» в классе.

Похоже, что Витя привык быть первым, но ему и в голову не приходило как-то подчёркивать или выпячивать своё первенство, настолько неоспоримым и органичным оно для него было. Такой, если можно так выразиться, «органичностью в превосходстве» отличаются настоящие аристократы и потомственные интеллигенты. Им нет нужды доказывать то, что и так окружающие прекрасно видят и принимают – их безукоризненную воспитанность и высочайший уровень культуры. Витя, конечно, не был аристократом или интеллигентом в седьмом колене, но что-то «породистое» в нём, несомненно, присутствовало, что давало ему возможность «царствовать», не прилагая для этого ровным счётом никаких усилий. Отличали Витю и учителя: они всегда были к нему благосклонны.

Тогда я не знала, что благосклонность эта зиждилась не только на Витиных личных качествах – не последнюю роль в этом сыграло и место работы его отца, о котором сам Витя ни разу даже не заикался. Его отец был не просто военным – он служил (тут я перехожу на шёпот) в «органах». По тем временам предусмотрительность педагогического коллектива была далеко не лишней. Несмотря на этот маленький нюанс, надо отдать Вите должное: он был супер! По крайней мере, для меня.

Не знаю, догадывался ли Витя о моей любви, потому что своих чувств я старалась не выказывать, и не делилась ими даже с ближайшими подругами – Лялькой и Раисой. Во всяком случае, Витя относился ко мне, как и все остальные мальчишки, а остальные мальчишки – как к своему парню. У меня, единственной из девчонок, была кличка: «Товарищ сержант». Поводом для такой клички послужила подаренная мне в Ленинграде Галиным мужем форменная офицерская рубашка цвета хаки, которую я с удовольствием носила с чёрной прямой юбкой вместо надоевшей школьной формы. В кличке этой я не видела никакой поддёвки, скорее, она утверждала мой статус своего парня, который в то время вполне соответствовал моему внутреннему состоянию: до девушки, в смысле, «барышни», я тогда ещё не доросла.