Герой рассказа «Ионыч» тоже презрительно отзывается о клубах, завсегдатаем которых является, избегая при этом театров и концертов: «Эх! – сказал он со вздохом. – Вы вот спрашиваете, как я поживаю. Как мы поживаем тут? Да никак. Старимся, полнеем, опускаемся. День да ночь – сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей… Днем нажива, а вечером клуб, общество картежников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. Что хорошего?»

Клуб становится для многих чеховских героев своеобразной «преисподней» скучной, бескрылой, нечистой «дневной» жизни. Игра для таких героев – единственное развлечение и имитация реальности. В конце рассказа Ионыч уже мало похож на человека, настолько его одолели жадность и обжорство: «По вечерам он играет в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. Ему прислуживает лакей Иван, самый старый и почтенный, подают ему лафит № 17, и уже все – и старшины клуба, и повар, и лакей – знают, что он любит и чего не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет палкой стучать о пол».

Чеховский «клубный человек» – почти всегда мот и растратчик: деньги в клубную «копилку» перетекают прямо из «копилки» семейной. В клубе спускает деньги Андрей Прозоров, герой «Трех сестер».

Спивающийся доктор Чебутыкин, с которым Андрей вместе пьет и играет в клубе, с тоской говорит: «Кое-что знал лет двадцать пять назад, а теперь ничего не помню. Ничего… В голове пусто, на душе холодно. Может быть, я и не человек, а только делаю вид, что у меня руки и ноги… и голова; может быть, я и не существую вовсе, а только кажется мне, что я хожу, ем, сплю. (Плачет.) О, если бы не существовать! (Перестает плакать, угрюмо.) Черт знает… Третьего дня разговор в клубе; говорят, Шекспир, Вольтер… Я не читал, совсем не читал, а на лице своем показал, будто читал. И другие тоже, как я. Пошлость! Низость! И та женщина, что уморил в среду, вспомнилась… и все вспомнилось, и стало на душе криво, гадко, мерзко… пошел, запил…»

Эти герои хотя бы могут устыдиться того, во что превратилась их жизнь, или, по крайней мере, сказать о себе неприятную правду.

Гаев, который завершает череду любителей приятного досуга, правду себе и о себе сказать уже не может. Даже когда видит неизбежность катастрофы, когда плачет о потере сада, он считает себя человеком порядочным и немало пострадавшим. И этим напоминает двух других фразеров и любителей «сладкой жизни» – героев рассказа «У знакомых» Лосева и Панаурова из повести «Три года».

В рассказе «У знакомых» на торги выставляют усадьбу Кузьминки. Усадьба была приданым, которое за короткие шесть лет прогулял муж героини, Сергей Сергеич, «пускавшийся в первые годы после женитьбы на разные аферы. Разорили его и эти дачи, и разные хозяйственные предприятия, и частые поездки в Москву, где он завтракал в “Славянском базаре”, обедал в “Эрмитаже” и кончал день на Малой Бронной или на Живодерке у цыган (это называл он “встряхнуться”)». О нем сказано, что он всегда «подражал кому-нибудь; если закатывал глаза, или небрежно откидывал назад волосы, или впадал в пафос, то это значило, что накануне он был в театре или на обеде, где говорили речи».

Лосев говорит о себе, что он «идеалист, непрактичен, честен, чист душой», с чувством произносит слова: «Мое поле – большой, шумный город, моя стихия – борьба!» И, даже когда рыдает, искренне жалеет себя. Никакая «правда», сказанная адвокатом Подгориным в сердцах, не достигает его ушей, он не может услышать эту правду.

Очаровательный Панауров в повести «Три года» прожил приданое жены и имение. При этом успел завести вторую семью. Однако вполне серьезно и важно уверяет, размышляя о себе самом: «